Из Записок Клюева Виктора Петровича:
(О жизни в селе Холмищи Старца О. Нектария).

Отец Нектарий, в миру Николай Тихонов, родился в Орловской губернии. Шел в монастырь. По пути один помещик предложил ему жениться на своей дочери. О. Нектарию было явление Божией Матери в виде старушки, которая сказала: «Николай, тебя ждут в монастыре».

(Воспоминания Жогличева Д.П.)

В монастыре Николай принял имя Нектария и дал обет молчания на три года. Некоторые послушники давали обет носить на себе цепи, вериги. Послушания были разные. О. Нектарий творил молитву молча, не разжимая губ. В годы обетования не был на людях, кроме посещения церкви.

В восьмидесятые годы, в Москве, появилась книга «Оптина Пустынь», изданная во Франции бывшим письмоводителем Оптиной Пустыни, где Отец Нектарий называется юродствующим юношей, так как являлся самым младшим из Старцев. (Юродивые на Руси считались провидцами). 

18 января 1918 года монастырь закрыли. Отец Нектарий поселился на хуторе Осина Василия Петровича. Хутор находился в двух километрах северо-западнее дер. Речица Ульяновского района и входил в Перестряжскую волость Козельского района.

Осин В.П. – выходец из деревни Белый Верх Ульяновского района. Супруги Осины являлись духовным братом и сестрой Отцу Нектарию. Вскоре власти запретили Старцу жить на хуторе. Пришлось ему переехать на жительство в село Холмищи, к Денежкину Андрею Ефимовичу. Ухаживал за Отцом Нектарием послушник Петр, молодой монах, родом из Белевского уезда Тульской губернии. Веселый послушник ходил с сельскими женщинами на сенокос, помогал по хозяйству. Жена Денежкина, Нина и жена Осина В.П. были родными сестрами и одновременно духовными сестрами Старца. К горю хозяина, Нина Денежкина страдала душевной болезнью, их дочери, Катерине, так же достался по наследству этот тяжелый недуг. Катерина жила на станции Думиничи и была замужем, растила сына.

В Холмищах жило четыре семейства Денежкиных – все они были двоюродные братья. Денежкин, по сельскому прозвищу – Маркелов, жил чрез дорогу от деда Амелички Сережкина на Дроздовском порядке (конце).

Концы, по всей вероятности были первоначально отдельными слободами, так как население постепенно двигалось к центру, то место, которое было слободой, становилось концом. (Лекции по истории профессора С.Ф. Платонова. Изд. 10-е, Петроград, 1917г., стр. 137. Прим.А.Б.).

Дом Денежкина А.Е., где жил Старец О. Нектарий, после раскулачивания и высылки хозяина, был отдан под начальную школу. Размещались первый и второй классы. Школа существовала два года. Потом дом разобрали и перевезли в Ульяново.

После войны Денежкин А.Е. приезжал в Холмищи с сыном посмотреть на подворье. Дом представлял развалины. В кирпичном подвале и сарае размещались колхозные свиньи.

На усадьбе Фивейских, что купили ранее дом у второй внебрачной дочери Жемчужникова Н.Л., напротив магазина, где работала моя жена, Зинаида, жила Екатерина Михайловна Телуничева. Екатерина Михайловна разбирала кирпич в том подвале Денежкина дома для печи. Она собиралась ложить новую печь. Это было в 1956 году.

В 1955 году председательствовал в селе Холмищи, в колхозе «Новый Путь» Волков Петр Никифорович, присланный из Калуги. Тогда в окрестностях Холмищ корчевали кусты на полях. Усадьбу Денежкиных сравняли бульдозером, как и остатки барского дома. Почистили пруд возле фермы, где был водопой скота.

Е.М. Телуничева в стене подвала нашла кубышку с золотом. Когда она шла домой, на дороге уронила золотую монету. Тогда шофером в колхозе работал Е.И. Акимов, жил он напротив Кутицыных. Ехал он на машине с Савотиным Н.Д. мимо дома Телуничевых и машина заглохла, остановилась. Выпал ключ из замка зажигания (такие машины были). Выскочил Евгений из кабины и начал искать ключ на дороге. Николай остался сидеть в машине. Акимов Е.И. ключ не нашел, а нашел золотую монету. Позднее, Коля не один раз высказывал сожаление, что остался сидеть в кабине. Евгений Иванович, когда начал страдать зубами, поставил себе из этой монеты зуб. А Телуничева Е.М. вскоре построила себе новый дом. Следовательно Денежкин А.Е. приезжал за золотом, но побоялся начинать раскопки. Могли бы арестовать и дать срок.

(Из рассказа Е.И. Акимова и Н. Савотина).

Нина Денежкина вскоре умерла и по необходимости ухода за О. Нектарием, приехала монахиня, Мария Ефимовна, а послушника Петра отпустили за ненадобностью. В книге о Старце О. Нектарии допущена ошибка: никакой дочери Денежкиной М.Е. не было, (Книга «Житие Оптинского Старца Нектария. Изд. Введенской Оптиной Пустыни, М.- 1996г. Прим. Автора).

Денежкин и Мария Ефимовна решили пожениться и попросили у Старца благословения, на что тот ответил: «Мария, опомнись, ты давала обет!» Об этом факте авторы книги умолчали. Впоследствии Андрей Ефимович и Мария Ефимовна поженились.

К Старцу ехало множество паломников и Денежкин А.Е. их иногда не пускал в дом. Обиженные шли к председателю волостного правления, последний писал на бумаге распоряжение, чтобы хозяин дома, Денежкин А.Е. пропускал к Старцу.

Среди паломников было много священнослужителей. Отец Дмитрия Петровича Жогличева, Петр Афанасьевич, отвозил их на лошади на станцию Думиничи. Петр Афанасьевич прислуживал в Холмищенской церкви во время Богослужения. Бабушка Клюевых водила к Старцу своих детей: Елену, мать автора и Анастасию. Старец О. Нектарий предсказал им их судьбу, подтвердившуюся впоследствии жизнью. В селе Холмищи ходили легенды и воспоминания о Старце. Вот некоторые из них:

Пришлось Жогличеву П.А. везти на станцию Думиничи монахинь, паломниц. Отец Нектарий долго не давал благословения на отъезд. Монахини упрашивали Старца, а он все им говорил: «Успеете». Через некоторое время благословение было получено и повозка тронулась в путь. Когда седоки доехали до дер. Клинцы,- нагрянула буря. Сильный ветер и ливень накрыл деревенские избы. Еле успели забежать путешественники в ближайшую хату, но успели. Отец Нектарий предвидел это и задержал отъезд, и отпустил их так, чтобы монахини точно доехали до деревенских изб, где укрылись от бури. Точно доехали до деревни: ни дальше, ни ближе.

В поселке Лядцы жил Демьян Ромашкин. Дом у него был деревянный и почти круглый. Однажды жене Ромашкина, Полине, Старец О. Нектарий дал Троицын венок (Венок, который завивали в праздник Святой Троицы). Полина Ромашкина с венка сливала воду и ею лечила скот и людей от хворей. Помогало.

Раз к Старцу пришел Отец Тихон, священник Холмищенской церкви Покрова Пресвятой Богородицы. Проходя по дорожке мимо окон комнаты О. Нектария он увидел красные помидоры и подумал: «Ну, какие красные, великолепные помидоры у Старца». А когда О. Тихон вошел в комнату, Старец снял с подоконника помидор, протянул его священнику и сказал: «Только не завидуй».

Дружила Водичка с Амелей Сережкиным, а тот ее в жены не брал. Пришлось идти к О. Нектарию, который подарил молодой девушке платочек. Вскоре, после этого состоялась свадьба.

Отец Нектарий один раз, на Пасху, провел Божественную Литургию в Холмищенской церкви. По окончании службы Старец сказал, что прихожане, народ лукавый и больше в церкви не был. К Отцу Нектарию многие ходили на покаяние.

Андрей Ефимович Денежкин предложил Старцу похоронить последнего после смерти в специальном склепе, который он пообещал соорудить в подвальном помещении под своим домом. О. Нектарий ответил: «Ты сам не знаешь, где будет твоя могила. А мы еще встретимся». И это случилось, когда могилу Старца распотрошили грабители. (Воспоминания Котенкова Николая Степановича. Дер. Вяльцево).

На предложение похоронить внутри церковной ограды О. Нектарий изрек, что там в будущем будет пустошь. Старец О. Нектарий пожелал, чтобы его похоронили на мирском кладбище и непременно на правой его стороне. Оказалось, что левая половина кладбища в войну 1941 -1943 года вся была изрыта, ископана окопами и траншеями, прямо по могилам холмищенцев.

На жалобы паломников, что их не всегда допускают к Старцу, О. Нектарий высказался, что будет день, когда я всех приму пришедших ко мне. В названный день состоялись похороны Старца. Елена, мама Клюева В.П., говорила, что гроб с телом О. Нектария был на сельском кладбище, а хвост толпы провожающих находился еще у церкви, а это около двух километров.

Журавлевой Татьяне О.Нектарий подарил Псалтирь с наказом, чтобы она читала по нему на похоронах Старца. Татьяна выполнила этот наказ, читала. А была Журавлева Татьяна выходцем из с. Медынцева. Замуж вышла за Вязовенского жителя. После смерти Татьяны, Псалтырь оказался у ее сестры, Марфы, бывшей замужем за Корягиным Евдокимом, жителем Вязовны. В старости Марфа выехала в Попелево Козельского района. Мы были у нее и видели Псалтирь. Напечатан он на грубой бумаге, уже изрядно потрепан. По-моему, издание Оптиной Пустыни. Марфа Корягина отдала дорогую памятную книгу, Псалтирь Старца О. Нектария, монаху-послушнику из Оптиной пустыни.

Никита Григорьевич Сережкин, житель поселка Лядцы, шел мимо кладбища в село, увидел раскопанную могилу, гроб, прислоненный к дереву, лежащую на земле крышку. Никита прибежал в село и сообщил о увиденном. Ударили в церковный колокол (На колокольне был после закрытия церкви оставлен один колокол для оповещения о пожаре, а также звонили колхозникам на работу, на обед, с работы). Собрался народ, прибежали на кладбище.

Отец Нектарий лежал в гробу как живой, только волосы на голове стали выпадать при малейшем прикосновении. Прибыл участковый милиционер, Романец, приказал накрыть гроб крышкой и ногой спихнул гроб в могилу. Могилу засыпали. Свод склепа не восстанавливали.

(Из воспоминаний очевидцев: Сережкина Николая Никитича и его сестры Екатерины, по мужу Савотиной).

Когда мы жили в Холмищах, всегда убирали могилу О. Нектария. Обычно это делали к Пасхе. Прасковья Никитична Акимова рассказала увиденный ею сон. Моей матери, Елене, после ее похорон не прошло еще сорок дней. Видит во сне Прасковья Никитична мою мать в толпе Старцев и говорит, обращаясь к Елене: «Аленыцка, на булыцку». Мать ей отвечает: «Меня так только мама называла, и я сыта. Дай лучше вот этому Старцу». П.Н. Акимова спросила у матери: «А кто он?» Мама ответила: «Это Отец Нектарий». С этого сна Прасковья Никитична стала ходить на могилу Святого Старца и приносить поминание (еду), а до этого не ходила.

Летом 1977 года к нам пришел Жогличев Д.П. и попросил отвезти двух человек к поезду, что будет стоить – они заплатят. Моя жена указала, что поездка будет стоить 25 рублей (бензин, время, машина). Я согласился отвезти их только после работы. Дмитрий Петрович попросил меня придти и поговорить с ними. Пошли мы с Зиной, интересно, все-таки новые люди. Увидели двух женщин преклонного возраста, которые объяснили, что приезжали на могилу к О. Нектарию. Я сразу определил, что высокая брюнетка интеллигентного вида – это Мария Ефимовна, бывшая супруга Денежкина, еще ранее бывшая монахиней в услужении Старцу. И раньше были слухи, что она тайком приезжает в Холмищи. Движения грациозные, чуть продолговатое приятное лицо, нос с легкой горбинкой, красивые губы придавали ее облику привлекательность. Весь ее вид вызывал уважение.

Вторая представилась матушкой Анастасией. Она сопровождает Марию Ефимовну и приехала в Холмищи в первый раз. Они вместе молятся. Женщинам нужно было к Гомельскому поезду. Мы назвали свою цену, согласие было достигнуто. Отъезд назначили на завтра. Приезжали паломницы старым путем: до Думинич, затем на машине до Хотькова и пешком до Холмищ. Дорога уже была плохая, никто по ней не ездил, да и через реку надо по кладкам переходить.

На другой день повез я путешественниц к поезду. В пути спросил Марию Ефимовну, как она попала в Холмищи ухаживать за О. Нектарием. Она не ответила. Подъезжая к Козельску, предложил спутницам съездить в Шамординский монастырь. Мария Ефимовна промолчала, а матушка Анастасия сказала, что они устали и им надо на поезд. Мои возражения, что времени до поезда много, приняты не были. Женщины промолчали и я повернул на Сухиничи.

Подъезжая к Сухиничам, Мария Ефимовна сказала, что она с детства любила ходить в церковь и посещать монастыри. В шестнадцать лет она пришла в Шамордино. Мне подумалось, что Денежкиной М.Е. семьдесят семь лет, что она 1900 года рождения, ровесница века.

Далее бывшая монахиня рассказала, что она была знакома с сестрой Льва Николаевича Толстого, Марией. Я полюбопытствовал, видела ли Мария Ефимовна самого графа Толстого, известного писателя. Женщина разговорилась и, казалось, она уже готова поделиться своими воспоминаниями, окрашенными печалью и тоской о пережитом. Если бы не матушка Анастасия, я думаю, она бы согласилась поехать в Шамордино, в женский монастырь. Это ведь ее молодость, ностальгия по прошлому. Льва Николаевича Толстого  бывшая послушница не видела, а прибыть к Преподобному Старцу в Холмищи ей было приказано. На вопрос: «От кого приказ?» - она ответила: «Я получила приказ». И снова замолчала.

В Сухиничах мы распрощались. Паломницы остались ожидать свой поезд. Больше в Холмищах мы их не видели. А я, с тех пор, вспоминаю мемориальную доску на Шамординском кладбище о том, что там похоронена Мария Николаевна Толстая. А ведь был шанс, Мария Ефимовна могла бы указать расположение могилы графини, сестры знаменитого писателя.

Летом 1978 года, в конце июля, я увидел идущего от церкви человека. Похож он был на одного моего знакомого из Москвы и я издали окликнул: «Ты что, на кладбище ходил?» Он ответил утвердительно. Смотрю, у него на лице бородка, я и говорю: «И бороду отрастил?» Человек подошел ближе и мне стало ясно, что я обознался. Это – незнакомец. Пришлось извиниться и объяснить, что было большое сходство с моим приятелем. Разговорились. Незнакомец объяснил, что посетил могилу Отца Нектария и теперь держит путь в Ульяново. Он из Жуковского, что под Москвой. Я обещал довезти его до Ульянова, но на Калужский автобус путник уже опоздал и, чем ночевать в Ульянове, предложил ему остаться на ночь у меня. Утром пойдет машина с молоком в Ульяново и можно будет с ней уехать.

Незнакомец согласился переночевать в моем доме, в Холмищах. По дороге домой выяснилось, что мой собеседник любит странствовать по монастырям и церквям. Я показал ему развалины Холмищенской церкви, мы забрались в ее подземелье, прошлись по селу, зашли к Жогличеву Дмитрию Петровичу. Утром, путешественник, как и договорились, на колхозной машине уехал. Предлагал он мне деньги за ночлег, но я отказался. Тогда путник попросил меня выполнить его просьбу. Будучи в монастыре, накануне, в Оптиной Пустыни, он сорвал травки с могилы Отца Амвросия, чтобы принести ее на могилу Старца Нектария, но забыл это сделать. Теперь попросил меня выполнить данный зарок. А если я буду в Оптиной Пустыни, то чтобы взял землю с могилы Отца Нектария и отвез на могилу Старца Амвросия.

Вечером, я сел на велосипед, съездил на кладбище к могиле Старца и возложил две ветви полыни, переданные мне. Тут же взял щепоть земли с могилы. На выходные, всей семьей, поехали в Оптину Пустынь. Там мне показали могилу Преподобного О. Амвросия. Я выполнил наказ моего собеседника и гостя. Могила Старца Амвросия была еле обозначена. Все затоптано, кругом мусор. Ведь в Оптиной Пустыни располагалось училище механизации сельского хозяйства. Позднее я посетил и Шамордино.

В телевизионной программе Московского канала телеобозреватель однажды упомянул о высказываниях Святых Оптинских Старцев,  в частности О. Нектария. О. Нектарий предсказывал, что духовность в России возродится, но Россия богато жить не будет.

В 1979 году, в марте, 14 числа похоронили мою маму, Клюеву Елену Ефимовну. Перед смертью мама попросила, чтобы на похоронах был священник, официально рукоположенный и возведенный в сан. Поехал я в Ульяново,а священника не оказалось. Уехал в Калугу по делам. Чин отпевания провел Жогличев Д.П.

Позднее, в начале мая грузил я погрузчиком навоз на ферме в Вязовне. Смотрю, подъезжает «Москвич» и из него выходит моя супруга, Зинаида и говорит: «Поедем домой, у нас гости». Оказалось, мой новый знакомый приехал из Москвы со священником отслужить молебен на могиле Старца О. Нектария. Ехали в машине священник с дочкой, что была супругой знакомца и сам путешественник-любитель. На мосту, в Вязовне, застряла их машина. Лесин Михаил, местный бульдозерист, помог их горю. Подгреб бульдозером землю к машине, засыпал яму на дороге у моста и вытолкнул застрявшую машину.

От моего дома до кладбища ехали на моей «Ниве» аж одиннадцать человек. Отслужили молебен на могиле Преподобного Старца, а потом, по моей просьбе, и на могиле матери. Так была выполнена последняя воля усопшей. Просила мама, чтобы не делали ограду на могилке, как тырло (загон для коров), но внуки сделали по современному.

В 1989 году, 21 сентября, поехал я с Зинаидой, моей супругой, в Холмищи за яблоками. В селе осталось много заброшенных садов. С душевным трепетом и волнением проехали мы мимо своей бывшей усадьбы и видим по дороге к церкви разбросанные еловые ветви. Оказалось, накануне хоронили Сафрошкина Дмитрия, друга Ивана Никоновича Лосева. Проехали усадьбу Страховых около векового дуба у дороги. Смотрю, сливы висят на ветках, аж ветви в дугу согнуты. Сколько помню с войны и до этого дня никогда слив не было. Не родились. А тут море плодов. Вдруг Зина говорит: «Глянь, какая птица перед машиной». В десятке метров на дороге стояла цапля. Я потихоньку еду, а птица подпрыгнет, пролетит несколько метров и сядет. Так раза три. Я супруге и сказал: «Долго мы не были, мама не думала, что приедем, вот ее душа радуется и встречает нас».

Приехали на кладбище, пошли на мамину могилку, постелили скатерть, выложили поминальное. Помянули. Зина пошла на могилку к Старцу и кричит оттуда: «Посмотри, могила раскопана!» Я не поверил. Могила представляла собой яму. Металлический крест валялся, в кустах разбросаны кирпичи от склепа. Подошел я ко второму деревянному кресту и прочитал сделанную карандашом надпись, что обретенные мощи Преподобного Старца, Отца Нектария, перевезены в Оптину Пустынь.

На скорую руку навели порядок, отсыпали могилку. А следующей весной, на Пасху, с сыном поставили металлический крест, наносили из лесу земли и восстановили Святую реликвию села Холмищи.

Люди идут туда поклониться. Во всей России нет такого святого места, не найти больше. Для Преподобного Старца О. Нектария Холмищенское кладбище было вторым скитом. Мощи его вернулись в Оптину Пустынь, а душа осталась в Холмищах. Может и она воплотилась в цаплю.

А слив мы собрали очень много, и это 21 сентября, на рождество Богородицы. Сливы были чуть больше чернослива, желтые с красными боками и зеленые, но очень вкусные. Я таких никогда не ел.

Клюев Виктор Петрович, Январь 1999 года.

Гор. Калуга.

В О С П О М И Н А Н И Я
ЛОСЕВОЙ Александры Никоновны, жительницы села Холмищи с 1920 по 1943 год.

Александра Никоновна Наумова (Лосева), районный агроном города Плунге Литовской ССР. 1948 год. По путевке комсомола направлена оказывать помощь в создании колхозов и совхозов.
Здесь она вторично вышла замуж за отставного сержанта, работавшего шофёром в райпотребсоюзе. Здесь родилась Наумова Галина Александровна 22 июня 1948 года.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Александра Никоновна Лосева (1920 – 2000г.г.) жила в семье коренного жителя Холмищ, Лосева Никона Гавриловича, с 1920 по 1942 год. За эти годы она закончила шесть классов Холмищенской семилетней школы, с тринадцати лет работала на Балабановском кирпичном заводе, где закончила седьмой класс в 1935 году, поступила и закончила Козельский Агрономический техникум в 1939 году. Работала в Уколице агрономом при МТС (машино-тракторной станции) до 1941 года. Комсомолка.С подходом немецких войск в августе 1941 года вернулась в родительский дом. В ноябре в село вступили немцы, ночевали в барском доме (школе), уходя, сожгли Барский дом и начальную школу. В декабре в Холмищах появились советские войска. Начались ожесточенные бои с фашистами, стремящимися занять Холмищи со стороны Мойлова и Хотькова. Линия обороны шла по вершине холма, по могилам сельского кладбища, вдоль правого берега реки Рессеты, по окраине села, высокому крутому склону оврага, где протекала речка Холменка в сторону Вязовны. Особо ожесточенные атаки и контратаки происходили в районе поселка Лядцы. Жителей села наши военные власти выселили в населенные пункты за реку Жиздру, в сторону Козельска. После наступившего затишья, когда в селе не стало ни наших, ни немцев, часть жителей возвратилась в свои дома. С 5 января 1942 года село свободно от немцев, сельчане надеялись, что навсегда и весной даже отсеяли свои поля и огороды, но 11 августа немцы наступили и были остановлены только у реки Жиздры.  Лосева А.Н. работает в городе Козельске агрономом военного совхоза. Родителей с младшей сестрой, Татьяной, немцы отправили в концлагерь, в Литву. Холмищи освобождены от оккупации 15 июля 1943 года. Тогда же Лосева А.Н. посетила погибшее село. На месте родительского дома три стены с обвалившейся крышей скотного двора, хата исчезла. Александра Никоновна вернулась в Козельск. Больше в селе она не жила, только иногда навещала родителей, возвратившихся из концлагеря, построивших дом на прежнем месте.

Когда Лосева А.Н. рассказала о своем пережитом и о Холмищах, ей шел семьдесят первый год. Понятно, что к исторической канве пересказываемых событий надо отнестись с пониманием и крайне осторожно. Оценка происходящего дана ею сугубо субъективно, но это оценка человека, вся жизнь которого заключалась в труде, составляющем основной источник существования семьи.

Занимая с 1949 года материально ответственную должность заведующей складом электро-технических материалов и механизмов военных строителей, она проработала в этой должности сорок четыре года. Менялись командиры, но все они высоко ценили честность, порядочность, высочайшую добросовестность своей подчиненной. При передислокации воинской части в Смоленск, они переводят туда служащую Советской Армии, Лосеву А.Н. и обеспечивают ее жилплощадью (позднее благоустроенной квартирой). В таких условиях складывалось мировоззрение Советской комсомолки. Отсюда и оценки текущих событий.

Лосев А.Б.

Холмищи в сравнении с другими селениями были очень большим селом. Помню четыре самостоятельные части села, слободы: Титовская, Дроздовская, Поздняковская, Поповская.

Село украшала церковь. У церкви располагалась площадь, на которой по воскресениям устраивались ярмарки-торги, собирались жители, особенно молодежь. Приезжали из Ульянова, Вязовенские владельцы магазина, Корягины, Холмищенские, Кузины-Махоткины, устраивали торги. Ярмарки богаты были сладостями, семечками, мануфактурой, платками. Население ждало этих ярмарок, они пользовались большой популярностью и, как правило, заканчивались народным гулянием, пением песен, частушек, плясками.

В 1925 году в барском доме организовали ШКМ (Школу Крестьянской молодежи). Там жили и учились беспризорные, собранные со всей области. Школа существовала до 1928 года. ШКМ занимала все подсобные мастерские, сад, оранжереи. Ученики работали в подсобном хозяйстве, на огороде, так как обеспечивали на жизнь себе сами. Садом руководил Тараскин Филип Петрович.

В 1929 году был организован первый колхоз. В него вошли всего шесть хозяйств. Наследие помещичьей усадьбы сохраняли и поддерживали в целости и сохранности. Примечательна была паровая мельница, машина была похожа на паровоз (локомобиль). Размещалась она у пруда, напротив кузницы, в стороне, где жили Жогличевы.

(В 1929 году в Холмищах началась коллективизация крестьянских хозяйств. Организатором первого колхоза (коллективного хозяйства) стал присланный коммунист-двадцатипятитысячник, Паромов. Первый колхоз не просуществовал и года, был распущен из-за допущенных перегибов. В марте 1930 года, в Вязовне был организован колхоз «Красное Знамя» под председательством Чибирева Семена Филипповича, в это же время в Холмищах воссоздан колхоз «Новый путь». Среди холмищенской молодежи популярна была частушка:

«Я топну ногой,
Да притопну другой!
Половица расколись,
А колхоз наш развались!»

(Изыскания Клюева В.П.).

Большого пруда я не помню. Видимо, оставшиеся без присмотра плотины размыло и пруд обмелел. По дну оврага, разделяющего село, протекала речка Холменка, которая начиналась от Дудкина оврага.

Крестьяне устраивали небольшие запруды для себя. Запруды были у Мишиных, Кузиных, Лосевых, Алексановых. Их использовали  для замачивания конопли и отбеливания холстов.

Говоря о наших соседях, семье Клюевых, надо отметить, что Клюевы были в середняках. Их было две семьи, два брата. Один погиб в войне 1914 года и осталась вдова, а второй занимался крестьянским хозяйством. В 1933 году оставшийся в живых брат уехал из Холмищ. Многие тогда покинули Холмищи, не желая идти в колхоз, который насаждали силой.

Горбачевы, родители моей мамы, Анны Леонтьевны, также крестьянствовали и были в целом зажиточными, имели свою масленку. Было четыре брата и жили в одном доме, имели четыре лошади, а Лосевы были бедные. Дедушка, Гавриил Васильевич Лосев, служил конюхом у барина, умер после революции. Никон Гаврилович Лосев служил в Армии и во время войны 1914 года пропал без вести (впоследствии оказалось, что он был почти шесть лет в плену, в Германии). Его брат, Константин, был дома и умер в 1921 году от тифа. Никон Гаврилович вернулся из плена в 1920 году. Анна Леонтьевна и Никон Гаврилович поженились, когда еще был жив дед Гавриил. Бабушка была единственной дочерью у Горбачевых, младшая, ее жалели и берегли от крестьянского труда. Получилось, что она не знала как следует вести хозяйство, это не нравилось Лосевым. Когда Никон пропал без вести, дед Гавриил сказал: «Куда хочешь уходи, что ты здесь околачиваешься, мужа нет, мы тебя что, кормить будем?» Бабушка уехала в Москву.

(Брат, Константин Лосев, дезертировал из царской Армии в 1916 году, возвратился в село, увидел на месте родного дома пепелище, узнал, что дом сжег его брат, Никита Лосев, умственно неполноценный, за то, что ему не дали водки. Хозяйством ведала жена Константина, Фекла из Вяльцева, из семьи Павликовых. На лесной дороге из Хотькова, подкараулив Никиту, Константин застрелил его и закопал у дороги. Умирает отец, Гаврила Васильевич, затем умирает от эпидемии тифа и Константин. К моменту возвращения из плена Лосева Никона, на родительской усадьбе, в риге (сарае для сушки снопов ржи) жила вдова Константина, Фекла с детьми. Никон Лосев, узнав, что его жена, Анна, в Москве, уезжает за ней, привозит ее в Холмищи и строит на пепелище свой дом. Прим. А.Б.).

Крестьяне держались до 1933 года. Установили большие налоги  для единоличников и холмищенцы вынуждены были выбрать жизнь в колхозе, так как не вынесли налогового пресса.

Сами же жители села в колхоз идти не хотели. Приезжали представители власти из района, уговаривали, понуждали. В качестве репрессии отбирали скот, ломали постройки, оставляли по одному сараю, хате.

Жители были едины в нежелании идти в колхоз, никто не хотел, но, увидев, что все бесполезно, пошли. Крестьянское существо взяло свое и в колхозе трудились добросовестно, дела пошли неплохо, тем более, что колхозу отошли лучшие барские земли.

На трудодень давали два килограмма зерна, мед, яблоки. Лосев Никон Гаврилович ушел из села еще до организации колхоза на Дудоровский стекольный завод хлебопеком. У него хотели отобрать лишний скот, а земли у Лосевых было примерно столько же, сколько и у соседей. Колхоз насаждали насильно, многие старики умерли от болезни сердца, не выдержав стрессовых ситуаций.

Когда, после социализации барской земли, жители Холмищ поделили барскую землю в 1919 году и их наделы значительно увеличились, сразу заметно улучшился достаток семей. Забогатели, хотя и много работали, возросло поголовье скота на подворьях.

В нашей семье, отец, Никон Гаврилович, водил нас в урочище Лядцы, где мы раскорчевывали кусты, очистили поле под просо. Просо родилось хорошо и в доме лари были полны пшена, гречневой крупы, зерна. Жили все хорошо. Плохо жили только те, кто не хотел трудиться или пьянствовал. Гнеденковы пьянствовали, хотя мужики этого семейства были с золотыми руками, умело плотничали, а домой не придут, валяются возле магазина, пока не спустят своего заработка. Анциревы тоже ленились работать, имели по одной лошади. Колхозы уравняли жителей села: не стало ни бедных, ни богатых. Анциревы не захотели работать в колхозе и удрали в Москву. Многие стали уезжать. Шустиковы уехали. Холмищи стали разъезжаться еще в сороковые годы, но колхоз был крепкий, так как жителей, а значит и работников было много. Было триста шестьдесят хозяйств.

Старики в большинстве остались, а разъезжалась молодежь, но к зиме возвращались все домой. Ездили по вербовке на кирпичный завод. Ездила и я. В первый раз поехала тринадцати лет, в апреле 1934 года, в Домодедово, три года работала до шестнадцати, а потом поступила в сельхозтехникум в Козельске. Училась на агронома.

Ездила на заработки, так как хотела одеться красиво, нужны были деньги. А, кроме того, нужно было учиться и не сидеть на шее у родителей. Работая на кирпичном заводе, я одновременно училась в вечерней школе.

Колхоз если и давал возможность заработать, то заработок шел бы отцу с матерью: и хлеб им, по рублю давали на трудодень, тоже им отдашь, куда ж ты денешься.

Также ездили на заработки и другие. Отправлял лишние рабочие руки и колхоз. Заработок шел работнику, да колхоз начислял триста шестьдесят трудодней за вербовку. Завод, за организованную помощь рабочей силой, оказывал шефскую помощь. Колхозу выстроили механизированную баню, дали машину-полуторку. Это было вознаграждение колхозу.

При колхозе люди стали жить слабее, чем жили. Разрешали иметь  только две овцы, одного поросенка, одну корову. При организации колхоза, когда люди массово сопротивлялись, власти думали, что это агитируют богатые. Были раскулачены и принудительно выселены семьи Тараскиных, Кузиных, Анохининых, семей пять. Они в Холмищи больше не вернулись.

За бывшей барской усадьбой ухаживали. Старшим оставался Тараскин, ему помогал Амелин. Скотные дворы были закрыты, там находились лошади и несколько коров, которыми владела ШКМ. Школа сама себя обеспечивала. Одежду государство присылало, а хлеб, овощи они растили сами. Сад был в их распоряжении. Филип Петрович Тараскин досматривал за садом, он был старшим на селе. Сад был ухожен, почищен, его никто не ломал. Яблоки осенью раздавались и крестьянам.

Помещик не разрешал крестьянам иметь сады, да и негде было их держать, усадьбы были малые, земли не хватало. Вся земля была у помещика. Хорошо, если в огороде было по одной яблоне.

Пруды никто не чистил, за цветниками тоже никто не ходил, цветы, кустарники и парковые деревья росли сами по себе. Когда ШКМ разбежалась, то в барском доме организовали школу, в двухэтажном доме. В кирпичных флигелях жили семьи учителей. Их было много.

После революции в Холмищах промыслы были свернуты. На поселок выехали Кузины, старичок с сыном и Левкин,- организовали маленькое, ручного труда, производство кирпича. И то их раскулачили, разорили производство и услали этих предпринимателей в безвестные дали.

Кроме крестьянского труда, чтобы прокормиться и выжить, жителям Холмищ не разрешали ничего. Правда, зимой, возили мужики на Дудоровский стекольный завод (в восьми километрах от Холмищ), сырье со станции Думиничи – сильвинит, а с Дудоровского завода на Думиничи – стекло. Хотьковский чугунолитейный завод также работал. Для Дудоровского завода также заготовляли и возили дрова. Холмищи стали чисто крестьянским селом, правда у Горбачевых и Денежкиных были масленки (кустарное производство растительного масла из конопляных семян).

При колхозе и масленки исчезли. Денежкины уехали, а два брата Горбачевых умерли, остальные братья тоже уехали.

Народ не мог удовлетворится одним трудом. В Холмищах были богатые вековые традиции народного искусства. Обрядовые песни, хороводы, частушки. Каждое воскресение превращалось в народный праздник, в массовое гуляние. В каждом доме парень имел гармонь и умел на ней играть. Молодежи было много. Актовый зал барского дома, где стоял рояль и фортепиано (раньше на них играли дочери помещика, там устраивались вечера для знатных), не вмещал всех участников молодежных вечеров и колхоз выстроил новый, дополнительный клуб, деревянный.

(Более достоверны сведения о том, кто играл на рояле, в воспоминаниях Жемчужниковой М.Н. Прим. А.Б.).

Ставили постановки с помощью учителей и я участвовала в спектаклях. Клуб был возле оранжереи, у барского пруда и существовал до прихода немцев в 1941 году.

Холмищи знамениты своей очень красивой церковью. По преданию, росписи на стенах (фрески) делали итальянские мастера, нанятые помещиком Демидовым П.Е. Жители регулярно ее посещали, существовал при церкви народный хор. Служба отправлялась до 1930 года. В 1930 году церковь закрыли, батюшку, Отца Тихона, арестовали и выслали. Ключи от церкви хранились у Акимова, дедушки по прозвищу – Штыкун. В саму церковь уже не ходили, а службу проводили в приделе. Придел, передняя зала, был разбит. Приезжали специально из Ульянова активисты, чтобы сломать церковь. В первый раз ее отстояли женщины. Они собрались и организовали заслон. С ними вступить в схватку активисты не решились. Ни один из Холмищенской молодежи не осквернил себя нечистым делом – не принял участия в разрушении храма. Но активисты неожиданно прибыли во второй раз и жители собраться не успели, смельчаки забрались на колокольню, перебили мочку, на которой висел двухсотпудовый колокол. Он обрушился и, при падении, развалил часть кровли и прихожую (придел).

Вот в ней, прихожей, на Рождество, Пасху, другие великие праздники, верующие собирались и как могли, так сами и служили. В Бога веровали все равно.

В апреле 1923 года в Холмищах появился схииеромонах, Отец Нектарий.Он остановился в доме богатея Денежкина.Это был последний соборно избранный игумен мужского Введенского монастыря, где располагалась Оптинская пустынь, недалеко от Козельска. Оптинский старец уходил от преследований и репрессий Советской власти. Власти разорили и разогнали монастырь и Пустынь. Старца считали Святым. К этому старцу, худенькому старичку, потянулся поток духовных чад. Недолго он жил у Денежкиных. После продолжительной болезни он умер в 1928 году, в Пасхальные дни. Похоронили его, согласно просьбе, на сельском мирском кладбище, при большом стечении народа. Все ходили на эту могилу, как в церковь. Служили на ней. Земля с могилы считалась чудотворной и ее брали, как средство от болезней и немощи.

Службу в Холмищенской церкви я помню хорошо, так как ходила каждое воскресение с родителями молиться. Хорошая служба на два клироса. Большая прихожая, алтарный зал. У церкви было много могил, на которых лежали черные мраморные плиты. Это было место упокоения наиболее знатных людей Холмищ, членов семьи помещиков, церковнослужителей. После войны церковь была разорена, кладбище прицерковное тоже, намогильные плиты исчезли. Трудно сказать, куда они подевались. Может и жители растащили на хозяйственные нужды, но маловероятно. Вера у Холмищенских жителей была прочной и сильной. Однако, нравы у людей после войны сильно пошатнулись.

В первый же приход немцев в Холмищи в 1941 году, они в церкви держали лошадей, сами заняли барский дом. Это было в ноябре, после Октябрьских праздников. Мы, как раз копали колхозную картошку. Земля была замерзши, отваливали ее глыбами, выбирали клубни в мешки и носили их по домам. Тут и закричали: «Немцы! Немцы пришли!» Шли они плотной колонной по большаку из Мойлова. Наши не сумели их остановить, видно войск было мало, или совсем не было. В Холмищах остановились захватчики для отдыха. На второй день их колонна ушла в Вяльцево. С уходом сожгли барский дом и начальную школу. И все. Больше не было ни их, ни наших, ни кого не было.

В это время заболела на Горботке мамкина невестка, тетя Груня. Дядя Федя Горбачев был на фронте. Наказала тетя, чтобы мать послала кого-нибудь из детей помочь по хозяйству. Мать послала меня. Я очень боялась идти по лесу. Все говорили, что немецкие разведчики шастают по лесу. Их войска занимали Мойлово, Сусеи, Хотьково по левому берегу реки Рессеты. Я надела одежду матери и пошла. Бог миловал, никто мне не встретился. Так я и жила на Горботке с ноября до седьмого января. Тетя ходить не могла, ноги парализовало. Было Рождество, я натопила печь, вымыла полы, напекла пирогов, стала кормить тетю на печи. Прибежала Нюра  Телуничева, у нее тоже тетя жила на Горботке  и она ее навестила. Говорит мне: «Шура, что ты тут сидишь? Наши пришли, такие красивые, офицеры, все в белых шубах!» Я и говорю: «Тетя Груня, наша власть пришла, я на работу пойду, тут не буду». Она заплакала, как же я останусь, больная и немощная. Я пообещала ее сразу же забрать в наш дом, в Холмищи, к отцу. Отец в это время поймал лошадь. Наши, отступая, побросали. Откормили ее, вылечили,- красивая лошадка оказалась. Запрягли ее и поехали за тетей Груней. Поехала я с братом, Петром. Одели его как девочку. Рассказывали, что мальчиков немцы расстреливали, как поймают. Повязали Петру платок женский, но в дороге немцев мы не видели. Приехали, погрузили теткин сундук, два мешка ржи, телку привязали к телеге. Тут увидели немцев на противоположном берегу Рессеты. Они с Мойлова по горке шли, насчитала я двенадцать танков, шли видно с Хвастович. Только мы отъехали метров триста от дома, как стали рваться снаряды в Горботке. Танки обстреляли поселок. От взрывов дома загорелись. Пожар был большой, страшно, а бегом не поедешь, сзади телка тянет. Я хотела ее отвязать и бросить, а тетка плачет,- не отвязывай. Немцы через реку не пошли, видят, что ответных выстрелов нет, и остановились. Так и получилось, что в Холмищах остановились наши, в Хотькове, Мойлове – немцы. Река Рессета как бы разделяла. Видно силы у тех и у других иссякли и никто не наступал: ни наши, ни немцы. Стали в обороне. Но к весне 1942 года немцы стали обстреливать Холмищи из пушек и шестиствольных минометов.

И.В. Сталин дал приказ – выселить жителей из фронтовой полосы. И жителей из Холмищ выселили. Много домов было разрушено. Мины при попадании дома не жгли, а разваливали, много разрушений приносила немецкая рама,  самолет -разведчик. Он был бронированный, летал на малой высоте и бросал гранаты на дома. Гибли люди. В Белеве, Ульянове, Уколице еще были наши.

Я пошла работать в Жильково, в колхоз, ведь я была районным агрономом. А двенадцатого августа немцы нажали от Орла через Крапивну, через Ульяново, начали бомбить и пришли в Холмищи во второй раз. Кто успел – разбежались кто-куда, а многие несчастные остались в оккупации. Я с подругами по лесу ушла по направлению к Сухиничам. Пришли в Покровский сельсовет. Нас разместили по крестьянским хатам на жилье. Было нас четыре девушки, бежавшие из Жилькова. Туда мы были переселены из Холмищ нашей военной властью. В 1942 году наших выбили. Мы слабее были, у немцев было много самолетов и техники, а у наших ничего не было.

(Неверно. В Холмищах и в окрестностях шли ожесточенные бои. На сельском кладбище, в Лядцах, на правом берегу реки Рессеты, вплоть до впадения в реку Жиздру. Погибали целыми полками. Непогребенные кости защитников лежали вплоть до 1954 года).

Об ожесточенности боев в Холмищах в августе 1942 года свидетельствуют отчетные штабные документы танковой бригады, отбивавшей натиск немецких войск во взаимодействии с 4-м гвардейским  кавалерийским полком. Обороняла Холмищи 322 стрелковая дивизия. 11августа немцы переправившись через реку Рессету прорвались к поселку Лядцы. Кавалерийский полк со вторым отдельным танковым батальоном выдвинулся на один километр в сторону Хотьково. Шесть суток шла ожесточенная перестрелка с атаками и контратаками. Только к 17 августа рубеж обороны у пос. Лядцы был восстановлен. Противник не смирился с утратой рубежа и утром , 11 августа, подверг сильной бомбардировке передний край и тылы 322 стрелковой дивизии. Досталось и Холмищам. Очевидцы свидетельствовали о больших потерях среди мирных жителей. Позднее всех их переселят за пятидесятикилометровую зону от фронта в сторону г. Козельска. Немцы, при поддержке артиллерии силами до двух полков прорвали линию обороны 322 дивизии и вновь заняли поселок Лядцы. Командир танковой бригады был подчинен командиру Второй гвардейской кавалерийской дивизии и в 19. 30 атаковал немцев во взаимодействии с вышеуказанным 4-м полком. Фашистов в очередной раз выбили из поселка, и к 23.00 немцев вновь отбросили на километр в сторону  Хотькова. Встретив столь упорное сопротивление, противник танками и мотопехотой устремился в направлении Никитское – Дубна. Холмищи остались за нами. Наши части пошли на перехват врага на южную окраину деревни Дубна. Враг все время искал слабые места нашей обороны и в ночь с 12 на 13 августа, форсировав реку Рессету, захватил поселок Каранов, пройдя заливными лугами, вновь устремился к многострадальным Холмищам. Заместитель Командующего 16-й Армии вынужден был отдать приказ о переброске войск на рубеж: дер. Желябово – село Холмищи, в помощь командиру 322 стрелковой дивизии. Дивизия огнем с занятых позиций должна была уничтожить двигающихся по большаку:  Каранов – Холмищи – Медынцево, немцев. Но у немцев в это время была огромная поддержка с воздуха. Безпрерывно шли жестокие бомбежки позиций наших войск. Только за одну бомбардировку немцы уничтожили 3 наших танка (а они были на вес золота), был убит командир батальона, гв. капитан Афентьев. В командование вступил его заместитель, гв. ст. лейтенант Муканин. Беспрерывно перемещаясь,  наши поредевшие защитники были на пределе своих сил. С занятого рубежа батальон выбил немцев из Холмищ и бой шел всю ночь до пяти часов утра 14 августа, но отход батальона к Холмищам позволил немцам занять деревни Дубна и Никитское. Батальон пробовал атаковать, чтобы отбросить немцев, частично они отошли, оставив поселок Красный Октябрь – это было в 9.00 утра, однако атака батальона не была поддержана пехотой (ее попросту уже не было) и танковый батальон отошел на прежний рубеж, в Холмищи.

Взгляните на карту. Немцы овладели деревнями: Глинная, Гретня, Озерны. Оставшиеся защитники Холмищ почувствовали, что попадают в окружение. Для того, чтобы организованно выйти из котла и не погибнуть, командир Второго отдельного батальона с большим трудом связался с командиром Седьмой гвардейской кавалерийской дивизии, а позднее и с командованием Второй гвардейской кавалерийской дивизии, согласовал свои боевые действия и попросил их поддержки.

Утром,15 августа три танка батальона совместно с кавалеристами атаковали немцев у деревни Гретня. Немцы были выбиты. Образовался коридор для отхода. Окруженные части с большим трудом пробились к основным силам. Только утром, 16 августа, изрядно поредевший батальон танкистов переправился через реку Жиздра и в районе поселка Красная Заря, занялся восстановлением своей матчасти, пополнением личным составом.

В боях за Холмищи отличился экипаж командира роты, гв. ст. лейтенанта Смирнова. Он уничтожил три противотанковых орудия, два танка и до роты немцев. Большой славой и авторитетом пользовался экипаж танка «Беспощадный». Успехи этого именного танка были известны во всей 16-й Армии (Командующий – генерал-лейтенант И.Х. Баграмян).

Вынуждены признать, что немцы приобрели тактическое преимущество на участке обороны 322 стрелковой дивизии. Бедные Холмищи. Погибла церковь, погиб барский дом, школа, были разрушены и сожжены дома жителей. Погибли многие холмищенцы, до 1954 года в районе поселка Лядцы, сгоревшего до тла, лежали непохороненные косточки советских бойцов, на песке матово блестели на солнце обнаженные черепа. Я это видел собственными детскими глазами, когда с деревенскими пацанами ходил за земляникой.

Фронт установился у реки Жиздры. Эта танковая бригада держала оборону у деревни Воробьево, Клинцы. Холмищи попали во вторую линию обороны немцев и были освобождены от оккупантов 15 июля 1943 года. Длительное противостояние воюющих Армий привело к значительным потерям у немцев. Они вынуждены были организовывать массовые захоронения своих погибших солдат и офицеров. Одним из таких немецких кладбищ оказалась усадьба лесника Шавкина недалеко от места слияния речек Холменка и Вязовенка за деревней Вязовной по дороге в Озерны.

Лосев А.Б.                                                         

Свидетельства участников тех боев дают нам представление о неимоверной тяжести ратного труда, о беззаветной любви к своей Родине и верности воинскому долгу наших соотечественников. Приведем одно из них:

«В начале 1942 года 322 стрелковая дивизия 16-й Армии (Командующий генерал-лейтенант Баграмян И.Х.), заняла оборону по восточному берегу реки Рессеты. Гитлеровцы непрерывно атаковали, стремясь вклинится в боевые порядки красноармейцев. Оборонительные позиции все время были под обстрелом врага. Для ответного прицельного удара по огневым точкам врага командование решило создать группу кочующих орудий. Командирами их назначались опытные офицеры. Одну из таких групп возглавил Владимир Яковлевич Тимошенко. Ему определили участок вражеской обороны в районе Хотьково и поставили задачу: уничтожать боевую технику и живую силу противника. 

«Это была нелегкая задача» - рассказывает В.Я. Тимошенко. « Для того чтобы наверняка бить по цели, нужно знать эту цель, знать точное расстояние до нее, а как известно, фашисты хорошо маскировались и не жалели труда, чтобы поглубже зарыться в землю. Так как мы находились на окраине леса, я решил использовать свои преимущества».

Прежде всего Тимошенко В.Я. определил места укрытия для каждой пушки и расчета на отведенном участке переднего края, занятого стрелковыми ротами. Затем, в противовес сложившейся практике строительства таких укрытий, разработал свою схему – «треугольник вниз» - и соответственно их оборудовал: были устроены накаты из деревьев, проведена тщательная маскировка. Пока группа осуществляла замысел своего командира, Тимошенко вооружившись биноклем и стереотрубой, с высоких деревьев изучал передний край и тыловой район обороны противника, засекал и отмечал на карте цели для поражения.

(По дороге на Хотьково, даже спустя сорок лет, можно было видеть прибитые к стволам деревьев перекладины и помосты для наблюдателя. Прим. А.Б.) 

Хорошая, продуманная подготовка к выполнению поставленной задачи принесла и хорошие результаты. Ежедневно, как только начинало рассветать, Владимир Яковлевич со своей группой выезжал на подготовленные боевые позиции и принимался за дело – подавление вражеских огневых точек, боевой техники и живой силы противника.

Нередко приходилось использовать и прямую наводку, так как точные попадания артиллеристов по закрытым целям настолько злили фашистов, что они зачастую в открытую бросали на позиции группы не только пехоту, но и танки.

За месяц группа Тимошенко В.Я. уничтожила два танка, бронетранспортер, два склада с боеприпасами и осветительными ракетами, четыре ДЗОТа, несколько машин с грузами, тяжелый миномет, десятки груженых повозок и около 150 немецких солдат и офицеров. В 1943 году предстоял стодвадцати километровый переход в сторону Курска.             

(Алещенко Н.М. «Долг и подвиг». Просвещение, М. 1981г., стр. 165,166.).

Во время оккупации немцы собрали, кого сумели, жителей холмищенских в Холмищи, а потом выселили в Брянск, а оттуда – кого куда. Кого в Германию, кого в Литву на работу. Наши Лосевы: дедушка, бабушка, сестра Татьяна попали в Литву, в концлагерь.

Собрались односельчане, кто уцелел, в Холмищах уже после войны. Наши выселили жителей, чтобы не гибли во фронтовой полосе, чтобы работали в колхозах, а немцы, чтобы использовать рабский труд в своих интересах. В Холмищах не было никого. Когда мы освобождали Холмищи в 1943 году, не было ни одного дома, один бурьян. И даже кирпичные дома многие разрушены. Кирпичом и щебнем от них укрепляли дороги во время пребывания немцев. Целых осталось считанное количество домов. Наибольший урон Холмищам немцы нанесли при отступлении. Сознательно взрывали и жгли дома.      

После начала наступления наших войск в июле 1943 года, я упросила мужа, Бориса Кирилловича Солодовникова, помочь посетить родное село Холмищи.

Военные власти запрещали переходы жителей в прифронтовой полосе, но прошла почти неделя после начала наступления, фронт перекатился через Холмищи и ушел на юг. За ним потянулись колонны машин, перевозивших для фронта боеприпасы, все необходимое для обеспечения наступавших. Борис Кириллович служил в дивизионе реактивных установок – «Катюш».

Он согласился подвезти меня с подругой, Кузиной Верой Дмитриевной. Это была наша холмищенская соседка, двоюродная сестра Клюева Виктора Петровича. В настоящее время Вера проживает в Хвастовичах. На грузовой машине, Борис Кириллович, бывший старшим машины, подвез нас до Старицы. Он поехал к фронту, а мы через Старицу и Медынцево пошли к Холмищам.

У околицы, в предместье села Старицы, нам открылась жуткая картина танкового боя. Тут и там стояли обгорелые, взорванные танки. Много было налезших друг на друга наших и немецких боевых машин, так и застывших в смертельном столкновении. Этого не забыть. Дома же сельских жителей в Старице в большинстве своем были целы и жители были.

Быстрее пошли через Медынцево, на большак, ведущий в Холмищи. Дорога была в хорошем состоянии и, вскоре, нам открылись окрестности родного села. С ужасом Вера и я увидели, что домов нет, кое-где полуразрушенные стены без крыш, подворья поросли высокой, в рост человека травой. Вокруг ни души: ни лая собаки, ни мяуканья кошки, ни визга, ни скрипа. Страшно…

Поспешили мы к повороту на Денежкину плотину, а там и к родному дому. По дороге валялось много брошенных траков и гусениц от танков или еще каких машин. Вот и усадьба Клюевых – наших соседей. Кирпичные стены дома целы, а крыши и потолка нет, в стене зияет пробоина от снаряда. Мертвая тишина. Видна и наша усадьба. Проходим несколько десятков шагов. О! Боже!

Избы нет, от скотного двора остались торчащие вверх дубовые столбы, а хлев, старая изба, вернее три ее оставшиеся стены темнеют провалом вместо четвертой, бывшей частью сенец. Кровля, то есть ее остатки, валяется на земле и уже ни на что не гожа. И трава, трава – дикая, высокая и страшная,- торжествовала свою победу над поселенцами.

Повеяло ветром и нас обдало густым трупным запахом. Пройдя к мосту через Холменку, в сторону бывшего барского дома, увидели мы останки многих лошадей, валявшихся у дороги и уже разлагавшихся. Внезапно послышался гул самолета. В небе показалась «рама» - немецкий разведчик. Он покружил на большой высоте над селом. Нам стало страшно. Мы слышали, что немецкие летчики не брезгают гоняться за одинокими людьми на дороге.

Спрятавшись с Верой под деревом и переждав, пока самолет улетит, решили мы пойти в Вяльцево. Делать нечего, родного села не стало. День клонился к вечеру и захотелось есть. У нас кроме двух пачек пшенного концентрата ничего не было. Быстро дошли до Вяльцева и нашли избу Мосиной Матрены Ивановны, родственницы наших холмищенских соседей. Остановились у нее. Поужинали, переночевали, а утром, на попутной машине поехали в Козельск. Надо было на работу. Я работала агрономом в хозяйстве, обеспечивающем военный гарнизон Козельска овощами.

Так я и Вера Кузина посетили Холмищи вскоре после его освобождения. Мертвое, погибшее село, без живой души и целой хаты. Только в октябре-ноябре 1944 года начали возвращаться жители в родное село. Большинство холмищенцев было в оккупации, в немецких концлагерях и смогли возвратиться только после освобождения их Красной Армией. Из фронтовиков вернулось около двенадцати человек, многие после тяжелых ранений. А на войну уходили многие сотни холмищенцев. Будь проклята война!

(Война изломала жизнь и судьбы многих сельчан. Что мне рассказала мама, Александра Никоновна, что запомнил я сам? Окончание войны застало Лосеву А.Н. в Козельске. Она жила на квартире и работала в совхозе агрономом. Ее брат, Петр, по малолетству работал водовозом в этом же совхозе и был призван в Армию. В боевых действиях участвовать не успел, хотя медаль «За победу над Германией» получил. Армии отдал шесть лет и вернулся в родительский дом в 1951 году. По освобождению от немцев Литвы, в 1945 году в Козельск добрались дедушка и бабушка и Таня Лосевы и поселились у Александры. Дедушка, Никон Гаврилович, устроился работать пекарем на завод по своей довоенной специальности. Бабушка, Анна Леонтьевна, попала в госпиталь, где ей сделали сложную операцию. В Литве, разлученная с дедом, испытывая страшный голод, она с дочкой Татьяной, пошла в поселок попросить хлеба. Была задержана за попрошайничество и ее в присутствии жителей поселка староста приказал выпороть плетью. Палачи перестарались, с тех пор ее мучили внутренние кровоизлияния. Татьяна-переросток, пошла в школу наверстывать упущенное. За попытку вынести с завода буханку хлеба дедушку приговорили к году принудительных работ на лесозаготовке под Калугой. Вернулся дедушка летом 1947 года и тогда было принято решение вернуться на родное пепелище, в Холмищи. Нехитрый скарб устроили на одноосной  тележке с колесами от конной телеги. Шли пешком пятьдесят пять километров. Я, трех с половиной лет, всех извел своими стенаниями, ноги не шли, просился на тележку, а взрослые и сами изнемогали. Пришли на усадьбу к вечеру. Избы нет, пристройка к ней, три стены скотного двора без крыши, покосились и еле держались на углах. Переночевали у соседей, Клюевых, которые к тому времени немного успели обжиться. На другой день резали камыш, тростник, ивовые прутья, выпрямляли стены, устанавливали стропила крыши, накрывали крышу прутьями, укладывали камыш и тростник и закрепляли его, чтобы не сполз дерном. Так забрались под это хилое укрытие. Шли дожди, стало холодно. Из-под убогой крыши прокапывала вода. Я мерз, меня прикрывали брезентовым плащом и я сидел, дрожал и смотрел, как капает проникающий дождь, отстукивая свою песню. Это я запомнил.

Дедушка, посещая жилища возвратившихся сельчан, узнал бревна своей избы, из которых Жогличев Дмитрий Петрович строил себе скотный двор. Нашу избу он выкопал с края оврага. Немцы из нее построили блиндаж. Холмищи располагались во второй линии обороны немцев, а фронт простоял семнадцать месяцев и они жили в блиндажах. После переговоров с Жогличевым Д.П., первый венец бревен был перевезен на нашу усадьбу. Столбы дубовые, на которых стояли углы избы остались в земле и бревна точно легли на них. Хату Лосевых односельчанину пришлось отдать и воссоздание жилья ускорилось.

Александра выпросила у директора совхоза лошадь и подводу, бревна перевезли и холмищенские мужики помогли собрать избу, где потребовалось, поменяли бревна, добавили на пол и потолок колотых плах, возродили сени небольшие и все это пристыковали к трем стенам скотного двора. Никон Гаврилович из развалин барского дома добыл кирпич и сложил русскую печь, занявшую четверть избы. Это было чудесное сооружение. В печи пекли хлеб, с ее помощью мылись, сушили промокшие вещи, грелись, иногда спали, готовили еду, обогревали дом. Это было пристанище моего детства. Дед приобрел козу и несколько кур, стали обживаться. Изба простояла до 1972 года. Спасибо семье Клюевых, что приютили нас в трудную минуту. Прим. А.Б.)

В 1946 году собирались жители, в основном, старики. Я приехала в Холмищи в 1948 году. Холмищи были отстроены вновь. Было около восьмидесяти домов. Люди отстроились, завели скот, начали обживаться, хотя это уже были совсем не те Холмищи, что до войны. Три четверти холмищенцев не нашли дороги домой. А потом  крестьян стали мучить налогами. Этим пользовались на предприятиях. Приехал директор кирпичного завода с Балабаново, завербовал желающих, прислал грузовые машины «Студобеккеры». Хаты разобрали, погрузили вместе со скотом, вещами и перевезли к заводу. Сейчас очень многие холмищенцы и их дети живут в Балабаново. Вот и Холмищи.

В это время меня по комсомольской путевке направили в Литву создавать колхозы. Работала там, вышла замуж и с мужем поехала на его Родину, на Смоленщину. Отец, Никон Гаврилович, вернулся в Холмищи и жил на родовой усадьбе Лосевых. Муж мой не захотел ехать в Холмищи, у него своя Родина и свой отец был живой.

Считаю, что в гибели Холмищ виновата война и Советская власть. Много было оставшихся приверженцев помещиков и капиталистов. Они поустраивались в центрах, вроде мщения творили, назло народу делали все, чтобы русский народ обнищал. И вот обнищали, обнищали, обнищали…

Перед войной был всплеск. Стали жить неплохо: одевались, голода не было, не было богатых и бедных. Кто работал, тот и жил. Сыты были, одеты были, а война разрушила все. После войны кто как сумел приспособиться, тот так и жил. Холмищи развалились. Народ повидал жизнь, а в Холмищах захолустье, бездорожье…

Немного подробнее расскажу о школе, о детских своих годах. В начальной школе вели занятия два учителя: Вера Григорьевна и Фаддей Кузьмич, а в семилетней: Сергей Васильевич, Василий Романович, Алексей Иванович, Дарья Васильевна. Видно, что преобладали мужчины. Учителя были присланы РОНО из Ульянова. Начальная школа в Холмищах существовала отдельно издавна. Она располагалась возле усадьбы Страховых. Детей было много, по два класса. Учительский коллектив насчитывал девять человек – это большая группа интеллигенции для села и она положительно влияла на культурную жизнь Холмищ. Дети учились в одну смену, так как из дальних деревень учеников привозили и отвозили на лошадях (Вяльцево, Вязовна, Желябово и др.). У нас, учеников, воспитывалось чувство любви к родному краю. Неоднократно устраивались экскурсии и походы в лес, ходили в Студенку, изучали родную природу.

Учителя пользовались огромным всеобщим уважением на селе. Дисциплина была высокой. Бывало дважды на день скажешь: «Здравствуйте», когда встретишь учителя. Крестьяне снабжали преподавателей продуктами, добровольно приносили мясо, масло, яйца. На базар учителям нужды не было ездить покупать. А ведь все они получали зарплату от государства. Холмищи были дружным селом, у жителей характерным было наличие старорусской высокой морали. Многие ученики заняли завидное по тем меркам положение. Бобкова Наташа, Морозова Нюра стали учителями, Анохина дочки тоже учителя по потомству, я тоже учиться поехала и стала районным агрономом, Илюхин Иван был начальником Райпотребсоюза в Ульянове, Кирюша Кузин – председатель сельсовета, Паша Курбаков – лейтенант, служил в Армии. Многие не изменяли крестьянскому ремеслу и оставались на селе. Так, Коля Курбаков стал трактористом (необычная в то время профессия), а девчата выходили замуж.

Жители села Холмищ выделялись своей сметкой и по развитию как бы приравнивались к городским. Сказывались и частые отъезды в город на заработки. Стали мы взрослеть и много внимания уделялось драмкружку, самодеятельным постановкам спектаклей, пользовавшихся с давних пор популярностью у населения (эта традиция сохранялась и после войны, последнее представление состоялось в 1954 году). В основном Чехова ставили.

В детстве мы любили походы в лес за дарами природы. Популярна была Марьина роща, где находилось два свода и было море ягод и грибов. За грибами доходили до самого Селезнева верха. Лес был красивый, чистый, валежника не было. Крестьяне за лесом ухаживали добросовестно и с любовью. Лес был здоровый, живой. Порядок, оставленный помещиком (в отношении леса), поддерживался и колхозом. Владел лесом колхоз.

Сейчас отношение к лесу и земле иное. Это видно разительно, когда идешь на кладбище, где покоятся в родовых могилах предки, веками там упокаиваясь. Дорогу и землю окрест размесили тяжелые трактора, образовалась непролазная грязь, болото. А ведь было самое чистое поле, где сажали рожь, картофель. Здесь любили сельчане выходить на гулянье, на Троицу венки завивать, водили хороводы.

Жили люди крестьянским трудом, натуральным хозяйством, ничего не покупали. Лен, коноплю сеяли, пряли, ткали. После раздела помещичьей земли люди стали расширять свое хозяйство. Заводили по две лошади, по три коровы, намолачивали много хлеба, приобретали небольшие трактора на пять домов, конные молотилки, веялки и по очереди, согласно договоренности, пользовались ими. Набор крупяных культур и зерна обеспечивал потребности семьи в пище и корма для птицы и скота.

Сад у Лосевых был старинный. Помещик разрешал держать сад волостному, писарю, тем, кто служил в церкви и в барском доме. Дед Гавриил был конюхом и, потому, имел хороший сад, состоящий из зрелых плодовых деревьев отменных сортов. Садов было шесть: у Чеснова, у Сережкиных, у Фивейского и других. Яблоки ели сами и раздавали соседям, много сушили. Скота при помещике имели мало, по одной коровенке, а после, у деда Никона было две коровы, хорошая лошадь, двенадцать овец. Свиней резали к Пасхе и к Рождеству. Птицы держали бессчетно, уток и гусей не водили.   

Каждое лето делили поповские луга для заготовки сена. Саженью делили луг на полоски по числу душ в семье. Надо было выкосить и вывезти сено и нельзя опоздать, потому что выпустят пастись скот и сено могут потравить. Спешили все убраться заодно. Так же делили и поля. Все сеяли рожь, если поле под рожь, все сажали картофель, если поле под картофель. Чтобы убрать в один срок и пустить скот пастись. Применялось семиполье: рожь, картофель, гречиха, лен (или конопля), ячмень, овес и пар. Меняли поле после овса, пускали поле под пар, овес был последним. По пару на поле пасли скот, пока не скосят луга.

Дрова заготавливали так. В лесничестве выделяли делянку и ее надо было выпилить. Или собирали сходку в сельсовете и решали какой участок совместно выводить. Дед заготавливал дрова с бабушкой, нас не привлекал по нашему малолетству. Признаюсь, в деревне всякий труд тяжелый. Жать тяжело, в поле повели с девяти лет, молотить тяжело, цепами молотили. Только в последние годы перед колхозом купили молотилку. Сложили деньги семьи Алексановых, Мосиных, Кузиных и мы, Лосевы, - четыре дома, и купили вскладчину.

А цепами так тяжело молотить, Господи! Жили обособлено. Отец не разрешал, чтобы к нам приходили и к нам никто не приходил. Он был один такой нелюдим, как «волчок». И дом отгородил от улицы, отдельно околица такая стояла. Такой он был хозяин. Если уедет куда: на Дудоровский дрова повезет, тогда мы бегали играть, а так все дома, как под арестом. Через изгородь смотришь, как дети играют, а пойти присоединиться не смеешь.

Но подружки у меня все равно были: Курбакова Мотя, Морозовы Нюра и Лена, Сережкины Настя и Лена, с Полиной из семьи Клюевых дружила, а Лена и Настя были старше меня. В 1944, 1945 году они приезжали ко мне в Козельск, чтобы обменять вещи на продукты. Есть было нечего. Они первые вернулись в Холмищи, так как оккупацию провели где-то под Смоленском, а наши, Лосевы, были далеко, в Литве. Вот они с Кузиной Нюрой, матерью Николая Кузина (деревенское прозвище «Комбат») приходили, ночевали у меня. Платки меняли на картошку, муку. Погрузят на санки и на себе из Козельска пятьдесят километров тащат в село, а в Дретове какая крутая гора и на нее надо втащить, а пурга. Какую тяжелую жизнь прожили, люди стремились на Родину, а власть плохо заботилась о людях, не думала, вот и разогнала всех.

Холмищи были большие. Четыре стада скота, на каждом порядке свое. Пастуха нанимали из своих. Егерев Данила был, потом Лаврушкин Афанасий, еще Лосевы ребята были. Мать у них была вдова, жили бедно. Ребята пасли овец (семья наших однофамильцев). Большие стада были. Пастух по очереди останавливался в домах сельчан, кормился с их стола и из дома назначался подпасок. Количество дней очереди пасти зависела от голов пасущегося в стаде домашнего скота. А после войны был только один пастух. Скота было мало и люди не все съехались. Хозяйств восемьдесят собралось. Колхозное стадо было отдельно.

Да что сейчас вспоминать, деревню не восстановишь. Мы, кто знали землю, стары стали, а молодежь совсем земли не знает – это первое, а второе – привыкли к праздной жизни в городе. Работать никто не хочет, в крестьянстве адский труд. После работы приди и воды наноси, нагрей, напои скот, накорми его, сам поешь, а еще надо сообразить как себя обуть, одеть. Ничего нигде не купишь, хоть лапти плети. Люди по четыре часа спали. Мы маленькие, бывало заставят ребенка качать или шерсть чесать, чтобы подготовить к шерстобитке, и спишь невольно сидя. Детей заставляли с малолетства трудиться, помогать по хозяйству. Ложились спать относительно рано, а вставали всегда в четыре часа утра. Где же теперь такой распорядок соблюсти, он просто не по силам нынешнему поколению.

Поля, землю нашу лечить надо, лес и заросли выкорчевывать. Нет хозяина, чтобы заняться этим. Порядок нужен такой, как при Екатерине Второй. Крепостное право обеспечивало принудительный характер производственных отношений и люди работали по благоустройству земли, выполняя чужую волю. А нынешние фермеры – хапуги и калымщики, в основном. У них у всех квартиры в городе и на село они едут поджиться. Колхоз дай им зерно, сена. Я понимаю, что фермер должен быть как помещик, чтобы у него была своя земля, своя рабочая сила, свой скот, чтобы сам работал. А сейчас в фермеры идет директор. Где это видано,- на селе два директора, главный агроном, старший агроном, участковый агроном. Раздули штаты, где же работа и производство пойдет? Сидят на государственных окладах, да еще крадут у хозяйства. Чтобы выжить и возродить деревню, надо «Екатерининский порядок».

Городскими улицами надо в села выселять и пусть землю возрождают. Пустить на самотек, так голод настигнет, но добровольно люди в деревню не пойдут, станут воровать, грабить, убивать. Это поколение ни за что добровольно не пойдет крестьянствовать. Они не приспособлены работать и не хотят.

Раньше малыми силами, небольшими коллективами такие огромные объемы работ выполняли, а сейчас разорили государство на нет. Нет дисциплины в России, а значит не будет порядка и результата. Это надо бы твердо усвоить нынешним руководителям, господину Ельцину Б.Н. и, хотя, наблюдаем явные признаки диктатуры, против которой выступают демократы, но надо бы и этих демократов-крикунов в первую очередь на трудовой фронт послать, в деревню. Посадил его на землю, нет хаты,- копай землянку. До войны жили же при необходимости в землянках. Я помню. Жили и работали, да еще как работали.

А сейчас! Наденет чернобурку и шапку из чернобурки, идет барыней; да где ж она тебе станет корову доить! В деревне ведь надо по колено в навозе стоять. Быть готовым к этому. Осуждают крепостное право бездельники. Конечно, при таких порядках справедливости было мало, помещики владели лучшим и большим, а остальные работали на помещика. Потому обнищали люди, молодежь стала учиться, от несправедливости прозревали. Потому и революция свершилась. Осуждают Ленина В.И. несправедливо, неправильно осуждают. По его учению у частных владельцев отобрана их собственность и передана, как это было в Холмищах, тем, кто создавал эту собственность. Это и земля и производства.

Крестьяне почувствовали свой интерес и работать стали беззаветно, по четырнадцать часов. Это понимали и отдельные дворяне-владельцы. Лучшие из них давно поняли пагубность крепостного права и резкого имущественного расслоения общества. Стали думать, как сделать людей счастливыми и сделали. Ленин В.И. тоже из дворян.

Вот, после Октябрьской революции, после социализации, люди и зажили. И на производстве. Положено было работать до восьми вечера, а мы работали до полуночи. Сами работали, никто не заставлял. Чтобы план перевыполнить и заработать больше. Нас за это поощряли: премии, подарки, была отлаженная система материального поощрения, стимулировавшая человека на добросовестный труд. А колхозы все испортили. В.И. Ленин коллективное хозяйство видел на основе кооперации, добровольности. Стали насаждать силой, нередко с перегибами. Вот и развалилась система. Отошли от хорошего и ни к чему не пришли. К развалу пришли, к гибели села. И.В. Сталин здесь крепко ошибся. Самое светлое пятно было – жизнь в Холмищах до колхозов. Это в Холмищах народ был дружный и колхоз как-то перебивался, люди относительно сносно зажили перед войной. А соседи: в Вяльцеве, в Вязовне, в Желябове, в Сусеях и Брусне все голодали, всех колхозная жизнь привела к нищете. В конце-концов погибли и Холмищи.

Записано со слов Александры Никоновны Лосевой, коренной жительницы села Холмищи в январе 1991 года в городе Смоленске. А.Н. Лосевой семьдесят два года.                                                                                 

Из книги И.Х. Баграмяна "ТАК ШЛИ МЫ К ПОБЕДЕ"

Гитлеровское командование II августа предприняло мощный удар крупной группировкой по левому крылу Западного фронта, Оно стремилось прорвать оборону наших 16-й и 61-и армий и развить наступление в направлении Сухиничей, чтобы выйти за­тем в район Юхнова к поставить под угрозу  левое крыло Западного фронта.

В прорыве участвовали 15 немецких дивизий, в том числе 5 танковых, имевших до 500 боевых машин. Широко использовалась авиация противника.

Враг прорвал оборону 61-й армии в её центре и продвинулся на 25 километров к северо-западу, выйдя к реке Жиздра на участ­ке Восты-Белый Камень.

Одновременно был нанесён удар на участке 322-й стрелковой дивизии 16-й армии, оборонявшей рубеж по реке Рессета протя­жением 12 километров, фронтом на запад. Враг стремился с двух сторон выйти к реке Жиздра. Воины 322-й оказали врагу упорное сопротивление. Были введены в бой резервы 16-й армии, и всё же противнику, ценой больших потерь, удалось выйти к Жиздре на участке Гретня-Восты. 322-я стрелковая дивизия потерпела зна­чительный урон, но окружения избежала, отойдя на реку Жиздра.

10-му танковому корпусу генерала В.Г.Буркова командующий 16-й армией генерал-лейтенант Баграмян И.Х. приказал совер­шить марш из района Сухиничей и сосредоточиться к утру 12 ав­густа на северном берегу реки Жиздра позади боевых порядков армии  в  готовности к контрудару в южном направлении навстречу атакующим танковым дивизиям немцев.

5-й гвардейский стрелковый корпус генерал-майора Г.П.Короткова должен был совершить ночной марш и к тому же сроку сосре­доточиться на северном берегу Жиздры в районе Алешинки.

1-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора Б,К.Ба­ранова располагался за левым крылом 16-й армии. На его КП на­ходился генерал-лейтенант Баграмян. Штаб корпуса и его КП были использованы для управления войсками армии.

Решительная перегруппировка позволила применить во взаимодействии кавалерийский, танковый и стрелковый корпуса. Удалось организовать упорное сопротивление, нанести ряд ударов и контр­атак, сильно обескровить ударную группировку немцев и остано­вить их продвижение на рубеже реки Жиздра, сохранив при этом за собой важный плацдарм на южном берегу в районе Дретова.

Выйдя к Жиздре, противник несколько дней стремился форсиро­вать её и наступать на Сухиничи. С большими потерями гитлеров­цы форсировали реку к северу от Глинной и проникли 19 августа на узком участке в лес, что южнее Алешинки, выйдя на ближние подступы к этому населенному пункту. Здесь неприятельские тан­ки и мотопехота были остановлены мощным огнём крупнокалиберных орудий армейской артиллерийской бригады. Контратаками 146 танковой бригады и частей 11-й гвардейской стрелковой дивизии отброшены в глубь леса.

При попытке возобновить наступление на Алешинку танковые дивизии противника потерпели тяжелое поражение от контрудара вовремя подошедшего 9 танкового корпуса генерал-майора Алексея Васильевича Куркина.

Отброшена была нашими войсками и группировка немцев, проры­вавшаяся к Сухиничам из Гретни.

Войска армии, несмотря на превосходство врага в силах, высто­яли и заставили его прекратить наступление и перейти к обороне.

Исключительно важную роль в отражении удара крупных сил про­тивника на Сухиническом направлении сыграл командующий фронтом, генерал Армии Георгий Константинович Жуков, твердо, требователь­но и умело он направлял усилия армии и приданных резервов.

Ударная группировка немецко-фашистских войск была сильно обескровлена. Они потеряли до 10 тысяч человек убитыми, свыше 200 танков. Вражеское командование отказалось от дальнейшего продолжения наступления.

22 августа, с подходом из фронтового резерва 3-й танковой армии генерал-лейтенанта П.Л.Романенко,16-я и 61-я армии пе­решли в наступление. После ответного удара по гитлеровцам в зна­чительной степени было восстановлено первоначальное положение наших войск. Среди солдат был популярен призыв: "Ни шагу назад, кровью, жизнью своей отстоим родную землю!"

Исключительно большую роль в поднятии боевого духа частей и соединений армии сыграл приказ Народного комиссара обороны Союза ССР № 227 от 28 июля 1942 года, который с суровой откро­венностью раскрывал всю глубину опасности, нависшей над Роди­ной, и выдвигал жесткое требование - прекратить дальнейший от­ход и остановить обнаглевшего врага.

В приказе, в частности, говорилось: "Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с боль­шими для него потерями, лезет вперёд, рвётся в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши го­рода и села, насилует, грабит и убивает советское население.

Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге, у ворот Северно­го Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтя­ными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-До­ну, половину Воронежа...После потери Украины, Белоруссии, Прибал­тики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше тер­ритории, стало быть, меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год.

У нас нет уже теперь преобладания ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя и за­губить вместе с тем нашу Родину...Из этого следует, что пора кончать отступление, ни шагу назад. Таким должен быть теперь наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности...Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и дисциплину, если мы хотим спасти положение и отсто­ять нашу Родину...

Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование - ни шагу назад без приказа высшего командования".

Воины 7-го гвардейского кавалерийского полка 2-й гвардейс­кой кавдивизии, состоявшего из кубанских казаков, проявили массовый героизм, отстаивая каждый метр родной земли на холмищенском рубеже. Несмотря на подавляющее превосходство противника в силах, они, выручая воинов 322-й дивизии, смелой контратакой отбросили гитлеровцев из Холмищ. и несколько дней в полуокру­жении вели бой не на жизнь, а на смерть с наступавшими здесь частями 19-й танковой дивизии гитлеровцев. Ни один казак не дрогнул и не отступил, весь личный состав этого поистине герои­ческого полка буквально до последнего человека дрался за удер­жание Холмищ, являвшихся ключевой позицией в полосе обороны 322-й стрелковой дивизии.

Все эти герои были посмертно удостоены правительственных наград.

Враг понес немалые потери в живой силе, танках, его наступле­ние было задержано, он лишился возможности своевременного вы­хода к реке Жиздра для соединения с ударной группировкой, прор­вавшейся на наш фланг через расположение армии генерала П.А. Белова. С упорством и бесстрашием дрались все части и соедине­ния 16-й. Только этим можно объяснить то, что превосходящим си­лам противника, имевшим в своём составе около 500 танков и под­держанным с воздуха мощной авиацией, не удалось в конечном сче­те с выходом к реке Жиздре развить наступление на Сухиничи и далее на северо-запад, в тыл главных сил нашей армии и её сосе­да - 10-й армии.

С 9 сентября на левом крыле 16-й наступило затишье. Соедине­ния и части перешли здесь к обороне на достигнутых рубежах. Всё внимание командования было направлено на доукомплектование войск людьми, вооружением и транспортом, на организацию войсками проч­ной обороны во всей полосе действия армии.

В конце августа командующий фронтом генерал армии Г.К.Жуков  был отозван в Москву и назначен заместителем Верховного Главнокомандующего.  В связи с дальнейшим усложнением обстановки на Юге он выехал в Сталинград для координации действий советских войск в этом районе. Командующий Западным фронтом был назначен генерал-полковник Иван Степанович Конев. К 15 сентября войска 16-й армии, выделив часть своих соединений в резерв Ставки, закрепились на занимаемых рубежах, всесторонне подготовившись к их обороне.

Особенно большое внимание мы уделили снайперскому движению. В каждой стрелковой роте появилась группа снайперов. Они изо дня в день совершенствовали свою огневую подготовку, непрерыв­но разрабатывали новые приемы "охоты" за фашистами, вели между собой соревнование - кто больше уничтожит гитлеровцев. Среди снайперов получил широкое распространение и признание девиз: "Фашистом меньше - победа ближе". 150  лучших стрелков в сово­купности уничтожили свыше 2000 фашистов. Это было первое тако­го рода дело на Западном фронте.

16 декабря в село Радождево, где размещался штаб нашей ар­мии, прибыла делегация дружественного монгольского народа во главе с премьер-министром Монгольской Народной Республики Хорлогийном Чойболсаном. Дорогие гости приехали с богатыми да­рами. Они привезли с собой большое количество теплых вещей и других подарков для советских бойцов.

Вечером 17 декабря в торжественной обстановке состоялся ве­чер встречи с делегацией. Маршал Х. Чойбалсан выступил с большой речью и от имени Великого Народного хурала МНР наградил отли­чившихся в боях разведчиков 11-й гвардейской дивизии монгольс­кими орденами. Разведчик Федоров был награжден высшей боевой наградой Монголии - орденом "Полярная звезда". Вечер закончил­ся выступлением армейского ансамбля песни и пляски который очень понравился гостям.

18 декабря гости выехали в расположение 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. Конники, несмотря на наступившую зиму, показали на лесной поляне хорошо организованные конноспортив­ные состязания. Они продемонстрировали гостям высокий класс руб­ки, мастерство в преодолении сложных препятствий, лихую джигитов­ку, вызвавшие восхищение гостей.

Перед развернутым строем маршал Х. Чойбалсан вручил кавале­рийскому корпусу Красное знамя Монгольской Народной Республи­ки. Затем строй конников лихим галопом проскакал перед импро­визированной трибуной.

19  декабря монгольская делегация посетила передний край на­шей обороны. Здесь со специально подготовленного наблюдательно­го пункта делегации было продемонстрировано внезапное огневое нападение нескольких артиллерийских полков и частей гвардейских минометов на один из опорных пунктов обороны противника, кото­рый затем был атакован и занят одним усиленным стрелковым ба­тальоном при поддержке роты танков.

20 декабря состоялся прощальный вечер. На нём гости продемонстрировали документальные фильмы о жизни трудящихся Монголии. Всё закончилось прощальным ужином.

Утром 21 декабря делегация отбыла в Москву оставив Благо­дарственное письмо. Через месяц мы получили большую партию лоша­дей монгольской породы.

9 февраля 1943 года генерала Баграмяна И.Х. вызвали в штаб фронта. От командующего была получена задача на подготовку нас­тупательной операции в направлении Жиздры в целях содействия войскам Брянского и Центрального фронтов в овладении Брянском.

Перед наступлением в состав армии входило четыре стрелковые дивизии и одна стрелковая бригада. Они занимали оборону на 75-километрозом участке от Запрудного до Ожигова. Справа от нас действовала. 10-я армия генерала В.С.Попова, входившая в наш фронт, а слева - 61-я, перешедшая в состав Брянского фронта.

Ударной группировкой мы должны были прорвать оборону про­тивника на участке Запрудное, Высокая. К исходу первого дня нас­тупления овладеть рубежом Людиново, Жиздра.

С 10 по 15 февраля мы должны были подготовиться. Срок подго­товки наступления был продлён.

Командование противостоящих нам войск врага в этот период активных действий не предпринимало, ограничиваясь разведыватель­ными поисками и обстреливая время от времени передний край на­шей обороны. Понеся поражение в августовском наступлении 1942 года, гитлеровцы перешли к обороне и более полугода потратили на всемерное укрепление занимаемых рубежей. Горький опыт, полу­ченный врагом в летних боях минувшего года, когда было разруше­но нашим артогнём большинство его дзотов, заставил фашистов существенно изменить оборонительную тактику. Теперь сеть дзотов была заменена широко разветвлённой системой траншей, связанных ходами сообщения при множестве открытых пулемётных площадок. Это обеспечивало гитлеровцам довольно широкую возможность ма­невра как огневыми средствами, так и живой силой.

Одной из важных особенностей вражеской обороны стала систе­ма выступающих вперёд опорных пунктов, позволявших организовать сильное огневое фланкирование, а местами и создание так называ­емых огневых мешков. Вдоль всего переднего края были установле­ны проволочные заграждения, различные противотанковые препятс­твия, минные поля. Минами гитлеровские сапёры "нашпиговали" не только пространство перед проволочными заграждениями, но также и полосу между заграждениями и траншеями, а на танкоопасных нап­равлениях заминировали и все дороги в своих ближайших тылах. Кроме того, в 50 - 70 метрах от передней траншеи извивалась спи­раль на рогатках, а за ней шёл так называемый немецкий забор, то есть заграждение, которое поддерживалось вперемежку деревян­ными и металлическими кольями.

Главная полоса сопротивления противника опиралась на ряд узлов, каждый из которых был крепким орешком и располагался на удобных для обороны естественных рубежах и в населенных пунк­тах.

Приказ гитлеровского командования требовал от личного сос­тава частей, занимавших оборону, любой ценой удержать все рубе­жи. Как стало известно от пленных, с каждого солдата была взята подписка, что он ни при каких обстоятельствах не оставит своей позиции, Всё это обусловило большую стойкость вражеской обороны.

В подготовительный период в состав нашей армии прибыли 326-я и 64-я стрелковые дивизии, 9-й танковый корпус и значительные артиллерийские средства. В ходе операции нам дополнительно бы­ли переданы ещё пять стрелковых дивизий и управление 8-го гвар­дейского корпуса с двумя стрелковыми бригадами.

Как в дальнейшем выяснилось, фашистскому командованию уже 16 февраля стало известно о готовящемся нами наступлении, и к 20 февраля на участок предстоящего прорыва оно выдвинуло из глубины и соседних участков фронта части 211-й и 321-й пехот­ных дивизий, значительное количество противотанковой артиллерии и до 100 танков и штурмовых орудий.

22 февраля, накануне четьвертьвекового юбилея Красной Армии, гром артиллерийской подготовки, длившейся более двух часов, воз­вестил о начале нашего удара. Войска перешли в наступление в полосе шириною 18 километров между поселками Запрудное и Высо­кая.

В первый день наступления успех обозначился в центре удар­ной группировки, где сражались воины 11-й и 31-й гвардейских и 97-й стрелковых дивизий, которыми командовали: генерал-майор И.Ф. Федюнькин,  полковник И.К.Щербина и генерал-майор Я.С.Воробьев. Они взломали передний край обороны противника и овладели его сильно укреплёнными опорными пунктами: Котловичами, высотой 210,0, восточными кварталами поселков Широковка и Дмитриевка и другими. На флангах наступление постигла неудача.

Второй и третий день нашего наступления характеризовались возросшей активностью врага на всем фронте прорыва. Погода ста­ла лучше и гитлеровцы широко применили авиацию и танки, прицель­ный огонь артиллерии. Эсэсовские батальоны устремлялись в пси­хические атаки. Вражеское командование с бешеным упрямством ста­ралось вернуть утраченные позиции.

Невзирая на это, части неуклонно шли в наступление. К исходу 23 февраля гвардейцы М.Н.Завадовского (18 дивизия) полностью сокрушили опорный пункт на высоте 223,5 и ворвались на запад­ную окраину поселка Букань. Части И.Ф. Федюнькина вышибли врага с высоты 290,3,а 97-я очистила северную часть Ливадии.

На следующий день и особенно в ночь на 25 февраля противник вынужден был покинуть главную полосу сопротивления и отошел на тыловой оборонительный рубеж. Как докладывали разведчики, 208 пехотная дивизия и один из полков 211-й дивизии понесли большие потери. Это был момент, когда мы вводом своих резервов могли до­биться перелома в свою пользу. Но резервов к этому времени не было.

25 февраля 247-я стрелковая дивизия генерал-майора Г.Д.Мухина ворвалась на северо-западные окраины села Палики, 97-я в ожесточенном бою окончательно очистила Ливадию, а гвардейцы 31-й дивизии при поддержке танков овладели Славинкой.

26 февраля гитлеровцы, не выдержав нашего натиска в центре полосы наступления, дрогнули, начали отступать. На отдельных участ­ках отход превратился в бегство, ими были брошены полевые гос­питали с ранеными, склады с боеприпасами и снаряжением, тяжелое оружие, а  также пулемёты и миномёты, десятки фашистов были взя­ты в плен.

Для жиздринской группировки врага 27 февраля сложилась кри­зисная ситуация.

Нам следовало безотлагательно ввести в сраже­ние 9-й танковый корпус. С его помощью мы смогли бы завершить разгром врага под Жиздрой. Однако командование фронта нам не да­ло такой санкции. Вскоре вражеское командование перебросило в район прорыва две пехотных и две танковых дивизии. Наше общее превосходство было мизерным, а по танкам враг превосходил нас в три раза. Вновь назначенный командующим Западным фронтом ге­нерал-полковник В.Д.Соколовский принял решение прекратить нас­тупление и перейти к обороне. Так окончилась Жиздринская опера­ция. Войска армии не выполнили в полной мере поставленных перед ними задач. Действия советских войск в феврале в районе Жиздры вынудили немецкое командование спешно усилить свою орловскую группировку, Самоотверженность воинов армии была высоко оцене­на Верховным Главнокомандующим - 16-я была вскоре преобразова­на в гвардейскую.

Во второй половине апреля в штаб Западного фронта был выз­ван генерал Баграмян И.А.  Был зачитан приказ о присвоении армии наименования - 11-я гвардейская. Командующему фронтом представ­лен доклад о перегруппировке войск армии. Войска заняли оборону южнее Сухиничей и Козельска вдоль реки Жиздра, удерживая значи­тельный плацдарм на её южном берегу. Усиленно изучаются проти­востоящие вражеские войска, пополняется и обучается личный сос­тав, совершенствуются оборонительные позиций.

Василий Данилович коротко рассказал о предварительном замыс­ле Ставки. Это крупная наступательная операция, названная впоследствии Битвой на Курской дуге.

В середине мая в армию приехал начальник Генерального шта­ба маршал А.М.Василевский. Он выехал к линии фронта, чтобы путем обзора с наблюдательных пунктов ознакомиться с характером обо­роны противника, условиями развёртывания и атаки войск армии. Наблюдательный пункт армии располагался южнее деревни Шемякино.

Командующий Западным фронтом генерал-полковник В.Д. Соколовский и командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант М.А.Рей­тер выработали согласованное предложение об организации наступ­ления. Нашей 11-й гвардейской армии, имевшей в своем составе де­вять стрелковых дивизий, два танковых корпуса и другие средства усиления, предстояло прорвать оборону противника южнее Козельс­ка и развить удар строго на юг - на Хотынец, с тем, чтобы выйти во фланг и глубокий тыл орловской группировки немцев.

Командование 11-й пришло к выводу, что в замысел операции надо внести поправки; сходящимися ударами нашей 11-й гвардейской из района к югу от Козельска и 61-и армии Брянского фронта с севера-востока окружить и уничтожить Болховскую группировку противника, прикрывавшую с севера 9-ю армию Моделя.

И.В.Сталин поддержал предложение и этот вариант был принят.

Об 11-й гвардейской дивизии, освобождавшей Ульяново:

Дивизия, которую возглавлял генерал-майор Иван Федорович Федюнькин, вступила в свой первый бой как 18-я московская дивизия народного ополчения. Создали её трудящиеся Ленинградского райо­на столицы; влились в неё также рабочие Орехово-Зуева, колхозни­ки и рабочие Коммунистического, Кировского и Красногорского рай­онов Московской области. Боевое крещение они получили в районе Вязьмы.

Трое суток враг атаковал ополченцев, но так и не смог пройти на их участке. Затем 18-я в составе 16-й армии обороняла Москву, участвовала в контрнаступлениях. За отвагу и мужество воинов при защите столицы дивизия была удостоена звания гвардейской и наг­раждена орденом Красного Знамени.

Праздник Первомая мы отмечали вместе с шефами. На торжествен­ном собрании они зачитали письмо гвардейцам от трудящихся Сверд­ловского района Москвы. И.Х.Баграмян вручил ордена и медали бой­цам и командирам,  отличившимся в Жиздринской операции. Приехав­шие с делегацией московские артисты дали большой интересный концерт.

Мы должны были прорвать мощную оборону, созданную за длитель­ное время. Да и противник перед нами был сильный. По имевшимся у   нас сведениям, только в первом эшелоне враг имел более двух дивизий, в ближайших тылах ещё пять, в том числе одну танковую.

Наши дивизии в годы войны насчитывали 8-9 тысяч человек, немецкие - 14-16 тысяч. А если учесть, что оборона всегда требу­ет меньше усилий, чем наступление, то перевес у нас был не столь уж велик.

Ко всему прочему местность перед нами была не совсем подхо­дящей для наступления - лесистая, сильно пересеченная оврагами и реками, которые противник постарается использовать как оборонительные рубежи. Мы уже знаем, как дорого обходится каждый шаг вперёд по такой местности. Главное - она исключает массирован­ное применение танков, а без них на оперативный простор не выр­ваться. За рекой Жиздра - всхолмлённая, вся в лощинах, пологая возвышенность. Лучше не найти места для оборудования позиций и наблюдательных пунктов. А дальше - леса и местами болота. Справа и слева избранную полосу наступления окаймляют реки Рессета и Вытебеть. Они могут помешать нам при наступлении, при расширении прорыва  противник из-за этих рубежей будет иметь возможность наносить неожиданные удары нам во фланг.

Местность командование изучало не только по картам. Развед­чики не раз прошли по дорогам и тропам в районе будущего нас­тупления. Многое дали аэрофотосъемка и информация, полученная от партизан и местных жителей.

Штабные офицеры и генерал И.А.Баграмян с разных наблюдатель­ных пунктов, хорошо оборудованных саперами на высотах ( а один был искусно сделан на вековой раскидистой сосне) изучали вра­жескую систему обороны и убеждались, что фашисты очень умело использовали особенности местности и времени зря не теряли. Весь открытый для нашего наблюдения участок - а он простирал­ся километров на 18 - вдоль и поперёк изрыт окопами и транше­ями. Можно различить главную и вторую оборонительные полосы и ряд отсечных позиций.

Главная полоса обороны врага состояла из основной позиции, позиций полковых и дивизионных резервов. Глубина её - 5-7 кило­метров, передний край проходил по линии Глинная, Дудино, Серая, Жуково. Вторая полоса тянулась в 8-9 километрах от переднего края по рубежу Холмищи, Медынцево, Ульяново и далее по южному берегу реки Вытебеть до Дурнево.

Противник создал отсечные позиции по рекам Рессета и Вытебеть, чтобы не дать нам после прорыва главной полосы обороны расширить фронт наступления в сторону флангов.

На всех позициях главной полосы подготовлена система опор­ных пунктов. Если внимательно вглядеться, можно различить броне­колпаки, связанные один с другим траншеями и ходами сообщения. Гитлеровцы считали, что они выгоднее дзотов: не так заметны на местности и менее уязвимы. Передний край, а также важные позиции в глубине были прикрыты минными полями и проволочными заграж­дениями. Наиболее мощный узел обороны просматривался у села Дудино на плато, возвышающемся над долиной Жиздры. Это ключевая позиция, преграждавшая нам путь.

8 мая, на совещании в штабе фронта командующий и член Воен­ного совета подчеркнули важность операции, сказали, что не слу­чайно она возложена на гвардейскую армию. Партия, правительство, народ верят: гвардейцы не подведут!

В конце июня у нас побывал заместитель Верховного Главноко­мандующего маршал Г.К.Жуков. В это время в штабе армии уже на­ходились командующий артиллерией Красной Армии генерал Н.Н.Во­ронов, командующий авиацией дальнего действия генерал А.Е.Голо­ванов, командующий фронтом генерал В.Д.Соколовский.

Мы заканчивали последние приготовления. И хотя бои на Курской дуге шли невероятно тяжелые, командование не взяло из на­шей группировки ни одной дивизии.

Наконец пришел долгожданный приказ. Начало общего наступле­ния было назначено на 12 июля. Ничто не выдало гитлеровцам на­шего намерения. Как выяснилось, они даже не подозревали, что в этом районе готовится  удар по их обороне.

Сработала всесторонне продуманная система маскировки. Войска передвигались только ночью. Танки, машины и тягачи шли с погашен­ными фарами; шум двигателей заглушался огневыми налетами по вра­жескому переднему краю и рокотом наших самолётов, круживших над немецкими окопами.

В ночь на 10 июля были расчищены проходы в наших загражде­ниях  в ночь на 11 июля - в загражде­ниях противника.

100 тяжелых бомбардировщиков в ночь на 11-е и 12-е июля совершили два налёта. Поэшелонно, используя бомбы в две тысячи ки­лограммов, самолёты выходили на цель и наносили удары в назна­ченное время с большой точностью.

Утром,11-го июля мы провели разведку боем, да такую, чтобы враг принял её за наступление наших главных сил. С рассветом на позиции гитлеровцев был обрушен короткий, но мощный артилле­рийский удар. Штурмовики поставили дымовую завесу перед вражес­ким передним краем. Под её прикрытием в 3 часа 30 минут двину­лись специально выделенные передовые батальоны - по одному от каждой стрелковой дивизии первого эшелона. В авангарде этой стре­мительной атаки шли коммунисты и комсомольцы.

Внезапная атака передовых батальонов увенчалась успехом. На некоторых участках бойцы заняли первую вражескую траншею, зах­ватили немало пленных. Дрались все геройски, доходило и до руко­пашных схваток. Не на шутку встревоженные немцы начали бро­сать в контратаки свои ближайшие тактические резервы. Из показа­ний пленных стало ясно, что действия нашей разведки враг дей­ствительно принял за начало наступления главных сил. Немецкое командование отдало приказ ввести в бой резервы на участке своей 9-й армии, то есть не придали значения нашим атакам против 2-й танковой армии, противостоящей нам.

Теперь не было сомнений, что втянувшийся в бой противник уже не отведёт свои войска из первой полосы обороны, следовательно, снаряды нашей артиллерии не упадут на пустое место. Передовые батальоны держались цепко. Бой длился весь день и всю ночь. А в 3 часа 20 минут утра земля задрожала от грохота, всей нашей артиллерии. На участке прорыва на километр фронта приходилось до 200 орудий, а на более важных участках - до 260 стволов, не считая "катюш".

Основной удар был нацелен на Дудинскую высоту, господствую­щую над долиной реки Жиздра. Часть 120-тимиллиметровых миноме­тов было выделено для ликвидации минных полей на направлении атак танков. Более 2-х часов гремела канонада. Пехота противни­ка понесла тяжелые потери. Большинство оборонительных сооружений - дзотов, блиндажей, бронеколпаков, пулемётных гнёзд - было раз­рушено, взорваны минные поля, разворочены траншеи и хода сообще­ния. На первой позиции была полностью уничтожена противотанко­вая артиллерия, разбиты артиллерийские и миномётные батареи. Пленные показали, что части первого эшелона 211-й и 293-й немец­ких пехотных дивизий потеряли более половины своего личного состава.

Не успела окончится артподготовка, как над переднем краем по­явились 70 наших бомбардировщиков. Вел их команОсобенно большое внимание мы уделили снайперскому движению. В каждой стрелковой роте появилась группа снайперов. Они изо дня в день совершенствовали свою огневую подготовку, непрерыв­но разрабатывали новые приемы дир 204-й бомбар­дировочной авиационной дивизии полковник С.П.Андреев.  Вслед за ними пронеслись 80 штурмовиков.

Под прикрытием артиллерии и авиации пехота устремилась на вражеские позиции. Танковые бригадpы с десантом на броне следо­вали в качестве передовых отрядов, стрелковых корпусов.

С наблюдательного пункта трудно было следить за развитием боя: вся долина реки застлана дымом. Выручали 500 переносных ра­диостанций, переданных в подразделения первых эшелонов. По док­ладам с мест мы на КП представляли себе, как идёт бой и могли воздействовать на его ход.

В 6 часов 05 минут в ста метрах за передним краем обороны противника вновь взметнулась черная стена земли и дыма - обозначился первый рубеж огневого вала. Пехота и танки уже ворвались в расположение врага. Безостановочно продвигаясь  вперёд, они при непрерывной поддержке артиллерии к 8 часам 30 минутам овладели первой позицией главной полосы обороны. Крупнейший узел сопротив­ления Дудино пал только к 10 часам. Здесь было пленено свыше 400 солдат и офицеров противника»

Теперь пошли танки с десантом на борту. Заговорила дальнобой­ная артиллерия, поражая цели в глубине вражеской обороны и расчи­щая путь танковому десанту.

Командир 16-го гвардейского корпуса генерал-майор А.В. Лапшов не нахвалится действиями 29-й танковой бригады, введенной в бой в полосе наступления 31-й гвардейской дивизии.

По привычке поглядываем в небо. Совсем ещё недавно немецкая авиация не давала нам поднять головы. Теперь в воздухе господ­ствует наша авиация. Немецкие бомбардировщики в сопровождении "мессершмитов" пытаются прорваться к нашим войскам, но их ещё на подходе встречают истребители, рассеивают, заставляют сбрасывать бомбы на свои же позиции. Авиационное обеспечение нашего наступле­ния возложено на 1-ю воздушную армию генерала М.М.Громова, выда­ющегося летчика и отличного организатора. В его распоряжении 720 самолетов: 500 истребителей, 150 штурмовиков и 70 бомбардировщи­ков.

В 15 часов 30 минут доложено, что пехота при поддержке танков, форсировала реку Фомина, значит, главная полоса обороны противни­ка прорвана на всю глубину.

В стереотрубы следим за движением танков. Они растянулись тре­мя длинными колоннами.96 тридцатьчетверок и 40 легких танков подошли к Жиздре - и вот они уже на мостах. Колонны танков, оттес­няя на обочины машины и тягачи, упорно идут вперёд. Но движутся очень медленно - на рубеж развёртывания они прибыли с опоздани­ем. Если противник подтянет резервы, все может застопориться. Надо спешить.

В 20 часов 30 минут танки прошли через боевые порядки пехоты и совместно с ней атаковали противника. Их встретил огонь из всех видов оружия. С тревогой отметили мы, что у врага здесь много про­тивотанковых средств. Ведут огонь и вражеские танки. И всё-таки части корпуса генерала Сахно при поддержке артиллерии и штурмо­вой авиации двигались вперёд.24-я танковая и 5-я  мото­стрелковая бригады пытались с ходу атаковать крупный опорный пункт Старица, но вражеский огонь был слишком плотен, пришлось отойти. А 41-я танковая бригада полковника С.И.Алаева с приданным ей мотострелковым батальоном прорвалась вперёд и к полуночи овла­дела опорными пунктами Фурсово и Ульяново-1.Для развития успе­ха генерал М.Г.Сахно направил туда 70-ю танковую бригаду пол­ковника С.П.Коротеева, которая, быстро форсировав реку Фомина, захватила Ульяново-2,а затем вышла в лес севернее Крапивны.

Радовали успехи 16-го гвардейского корпуса, действовавшего на правом (в районе Холмищ) фланге армии. Преодолев первую по­зицию вражеской обороны, он наступал в юго-восточном направле­нии, расширяя прорыв в сторону реки Рессета. Его дивизии, усилен­ные танками, овладели уже рядом населённых пунктов. На левом флан­ге корпуса 1-я гвардейская стрелковая дивизия, введенная из вто­рого эшелона, завязала бой за крупный узел сопротивления Медынцево во второй полосе обороны противника.

1-я Московская Пролетарская дивизия много лет дислоцировалась в Москве и стала одной из лучших в Красной Армии. В начале войны ею командовал полковник Яков Григорьевич Крейзер. 3 июля 1941 года дивизия вступила во встречный бой с тан­ками Гудериана, остановила и отбросила врага. За доблесть, прояв­ленную в Смоленском сражении, многие пролетарцы были награжде­ны  Я.Г. Крейзер удостоен звания Героя Советского Союза. Потом в это соединение Москва тысячами посылала бойцов народного опол­чения. В её полки вливались металлурги "Серпа и молота", рабочие инженеры и техники Московского автозавода, Мытищенского парово­зоремонтного завода и других столичных предприятий, железнодо­рожники. Здесь прославили себя героизмом Павел Бирюков, Николай Минаев, Лена Ковальчук и многие другие. Одной из первых дивизия заслужила звание гвардейской. В 1943 году соединением командо­вал генерал-майор Николай Алексеевич Кропотин.

Итак, в первый день наступления войска нашей армии продвинулись на 8 - 10 километров и овладели всеми основными опорными пунктами и узлами сопротивления как на переднем крае, так и в глубине главной полосы обороны противника, пленили более 700 вражеских солдат и офицеров, захватили большое количество воору­жения, боеприпасов, автомашин и другого военного имущества.

Ночью никто в нашей армии не спал. Над вражескими позициями кружили неутомимые ночные бомбардировщики У-2. На дорогах не прекращалось движение. Подтягивалась артиллерия, подвозили боеприпасы, продовольствие, горючее. Очень выручила нас своевремен­ная забота начальника тыла армии генерала Федора Захаровича Лазаревича о транспорте. В последние месяцы в армии получили водительские права 600 человек.

Наши войска и ночью не давали покоя врагу. Танкисты полков­ника Коротеева подошли к Крапивне и атаковали не дожидаясь рас­света.

Чуть рассвело, и бои разгорелись с новой силой. После корот­кой артподготовки наши части начали движение вперёд. Противник предпринимал яростные контратаки. Наступать было всё труднее. Летчики сражались героически и всё же не всегда могли отбить налёты вражеской авиации. Отдельные "юнкерсы" прорывались через истребительные заслоны и завесы зенитного огня, сбрасывали бом­бы на боевые порядки наших войск. Порой противник бросал в бой одновременно до тридцати танков с пехотой. За короткое время гвардейцы генерала П.Ф.Малышева и танкисты генерала М.Г.Сахно подбили и подожгли 34 вражеских танка, в том числе три "тигра", уничтожили до 200 гитлеровцев.

Атакующие войска обошли деревню Старица с запада и ворвались в неё. На этом участке оказалась прорванной и вторая полоса обо­роны противника.

Части 83-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора  И.О. Воробьева вместе с 41-й танковой бригадой полковника С.И.Алаева, обойдя с флангов опорные пункты врага, нанесли удар по большо­му скоплению его войск южнее поселков Ульяново-1 и Ульяново-2. На поле боя остались десятки горящих фашистских танков. Было захвачено много пленных. Вторая полоса обороны противника рух­нула и здесь.

К полудню соединения гвардейского корпуса вышли на рубеж Сеничкин, Алмазово, Ломна, Светлый Верх, а танкисты заняли Веснины и Крапивну.

Обстановка оставалась очень сложной. Мы узким клином рассека­ли немецкую оборону и продвигались вперёд, но фланги у нас были прикрыты слабо.1-й танковый корпус и 1-я (первая) гвардейская дивизия вели тяжелые бои с немецкими танками и пехотой, нацели­вавшими удар из района Медынцева, чтобы отрезать наши части, выд­винувшиеся далеко вперёд. Тем временем главные силы 25-й мотоди­визии гитлеровцев при содействии частей 293-й пехотной дивизии и при поддержке авиации контратаковали фланг 36-го гвардейского корпуса. Данные авиаразведки и показания пленных свидетельство­вали о том, что с юго-востока, из района Орла, подходят крупные колонны танковых и моторизованных войск противника.

С полудня 13 июля резко возросла активность вражеской авиа­ции: группы по 20-30 пикирующих бомбардировщиков все чаще про­рывались к боевым порядкам наших танковых и стрелковых корпусов.

Важно было до прихода, немецких подкреплений разгромить час­ти 5-й танковой дивизии немцев, поэтому мы нарастили усилия на медынцевском направлении - ввели в бой 1-й танковый корпус В.В. Буткова, решительного и настойчивого в достижении цели команди­ра. К вечеру танкисты во взаимодействии с 1-й гвардейской стрел­ковой дивизией сломили вражеское сопротивление. Немецкой танко­вой дивизии был нанесён громадный урон: она потеряла большое ко­личество танков, оказалась обескровленной. Наши войска,  отбросив остатки разбитых вражеских частей, овладели населёнными пункта­ми Медынцево и Дударово.

Героями дня стали танкисты генерал-майора Василия Васильеви­ча Буткова, и это не впервые:1-й танковый корпус показал свои отличные боевые качества ещё в ходе Сталинградской битвы.

Успешно действовали 13 июля и соединения правофлангового 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора А.В.Лапшова. Продвигаясь через леса на Хотьково и Мойлово, его части об­ходным маневром овладели несколькими опорными пунктами, Севернее Озерны наши войска окружили и разгромили полк 211-й немецкой пехотной дивизии.

Батарея кавалера ордена Александра Невского, офицера, ростов­чанина Петра Евпсифовича Татаркина сопровождала огнём один из стрелковых батальонов 16-го корпуса. В лесном массиве, неподалеку от Озерны враг вдвое превосходящими силами контратаковал и отрезал наши подразделения. Дорога была каждая минута. П. Е. Татаркин оставил у орудий по одному бойцу, а остальных повёл в атаку, в штыки. К артиллеристам присоединились красноармейцы стрелковых подразделений. Их поддерживали огнём те, кто оставался у орудий. В жаркой схватке вражеское кольцо было прорвано. Гитлеровцы по­теряли 70 человек убитыми. Собрав силы, наш батальон вновь дви­нулся вперёд. Петр Евпсифович получил серьёзное ранение, но про­должал руководить боем.

П.Е. Татаркина представили к званию Героя Советского Союза. Ряды героев нашей армии пополнились достойным офицером.

Вечером нас ошеломила весть о гибели командира 16-го гвар­дейского стрелкового корпуса генерала А.В.Лапшова. Под Медынцево танкисты и артиллеристы подбили до десятка "тигров". Лапшов, будучи человеком горячим и нетерпеливым, захотел немедленно ос­мотреть машины, о которых гитлеровцы плели столько небылиц. Вместе с командующим артиллерией корпуса генерал-лейтенантом Л.А. Мазановым он поехал к подбитым "тиграм". И вдруг из-за них выс­кочили гитлеровцы. В завязавшейся перестрелке командир корпуса и его адъютант были убиты, а командующий артиллерией ранен и за­хвачен в плен. Адъютант генерала Мазанова спасся  буквально чу­дом, от него-то мы и узнали о случившемся. Так уже на второй день операции мы недосчитались командира корпуса и начальника артиллерии. Эта потеря, очень чувствительная для нас, была ничем не оправдана.

Через несколько дней в наши руки среди прочих документов, захваченных у немцев, попал протокол допроса, генерала Л.А.Маза­нова. Он вёл себя мужественно, на допросе всячески стремился за­путать немецкое командование, и ему в известной степени удалось это. С возмущением отклонил он и посулы предателя Власова, пытав­шегося завербовать генерала в свою пресловутую армию, После ос­вобождения из плена генерал Л.А.Мазанов успешно продолжал служ­бу в Советской Армии.

За первые два дня наступления армия прорвала тактическую зону вражеской обороны; наши соединения вклинились в располо­жение обороны противника на 25 километров, разгромили его 211-ю пехотную дивизию и нанесли серьёзное поражение 293-й пехотной и 5-й танковой дивизиям.

К исходу дня 14 июля 16-й гвардейский корпус двумя своими правофланговыми дивизиями при содействии 217-й дивизии отбро­сил противника за реку Рессета, а остальными силами вышел на рубеж Мойлово, Любовка.

Советское информбюро 15 июля сообщало: "Севернее Орла наши войска прорвали сильно укрепленную обо­ронительную полосу противника по фронту протяжением в 40 кило­метров и за три дня напряженных боёв продвинулись вперёд на 45 километров Разгромлены многочисленные узлы сопротивления и опор­ные пункты противника, Нашими войсками на этом направлении за­нято более пятидесяти населённых пунктов, этом числе районный центр Ульяново и крупные населённые пункты Старица, Сорокино,   Мойлово, Дудоровский, Веснины, Крапивна, Иваново, Ягодная, Еленск, Тросна, Клён".

Вечером 14 июля нас поздравил Верховный Главнокомандующий И.В.Сталин. Он сказал: "Ваше наступление - первое в летней кампании."